Дочь того самого Джойса

Я медленно поднялась наверх, с тяжелым сердцем, сломленная, разбитая. Мистер «льстец» шел за мной и извинялся. Я не обращала на него внимания. Мы вернулись в квартиру. Ни Алекса, ни миссис «льстец» там почему-то не было. В воздухе еще витал запах нашего ужина, но температура в комнате упала, как будто по ней пролетел ледяной ветер. Я взглянула на свои руки – они покрылись мурашками. Я села за обеденный стол и стала ждать Алекса. Где-то в глубине квартиры миссис «льстец» закрыла окно; затем хлопнула дверь. Наверное, это он, вышел из ванной, решила я. Мне вдруг захотелось обнять его, спрятать голову у него на груди, почувствовать, как ровно бьется его сердце. Все исправится, когда мы поженимся, напомнила я себе. Когда я наконец-то буду свободна и снова смогу танцевать.

Появилась миссис «льстец». Вид у нее был одновременно сконфуженный и официозный. Вероятно, она искала колоду карт, чтобы мы с Алексом сыграли в рамми, подумала я.

– Где Алекс? – спросила я. Так устала, что еле сумела повернуть голову, чтобы посмотреть на нее.

– Ушел, – коротко ответила она, собирая со стола стаканы.

– Что? – нахмурилась я. В квартире был только один выход, через парадную дверь. Я не могла его пропустить – мы только что были там с мистером «льстецом».

– Окно в ванной комнате было открыто, – несколько обескураженно сообщила она. – Должно быть, он вылез в него.

Она поставила стаканы обратно и двинулась ко мне, но я вскочила со стула, чуть не сбив ее с ног, и выбежала из столовой. Оттолкнув с дороги мистера «льстеца», который заводил часы в коридоре, я бросилась в ванную. Длиннохвостый попугай в клетке приоткрыл сонный глаз и посмотрел на меня со своей жердочки. Я распахнула окно ванной и обежала взглядом черепичные крыши. Внизу мелькнул светлый льняной костюм Алекса – он спускался по приделанной к стене пожарной лестнице. Я хотела окликнуть его, но колокола церкви Сен-Сюльпис начали свой нескончаемый звон. Он бы все равно меня не услышал. На улице, в сточной канаве, орали дерущиеся коты. Алекс скрылся из вида.

Кровь во мне закипела и багровой волной поднялась к горлу. Мистер и миссис «льстец» оказались рядом. Они держали меня за плечи, гладили по голове. И Она оскалила зубы и с такой яростью и ненавистью впилась в прутья клетки, что я поняла: теперь я никогда не смогу удерживать ее в цепях.

Алекса Понизовского я больше не видела.

Три дня спустя к мистеру и миссис «льстец» зашел Джордже Он сказал, что внизу нас ждет такси и мы едем обедать с мамой и баббо. Я надела пальто и шляпу и спустилась по лестнице.

– Где мы обедаем? – спросила я.

Он немного поколебался и ответил, что в «Прунье». Это был один из его самых любимых ресторанов. Через пятнадцать минут я заметила, что шофер свернул не туда, и указала на это Джорджо, который с каменным лицом смотрел в окно. Он безразлично покачал головой, давая понять, что мне не о чем волноваться. И я продолжила беззаботно любоваться яркими, словно восковыми тюльпанами в оконных ящиках и лиловой сиренью, тяжелые ароматные кисти которой гнули ветки к земле.

Еще через некоторое время я обратила внимание, что мы направляемся к окраине Парижа, и подозрительно взглянула на Джорджо.

– Мы едем совершенно в другую сторону. Вовсе не к «Прунье». Мы только что миновали парк Монсо. Куда ты меня везешь?

– Это сюрприз. Мы едем обедать, как я уже сказал. – Не отрывая глаз от окна, он поправил накрахмаленный воротничок.

– Но мама и баббо там будут? – не отставала я.

– Это сюрприз, – повторил он, и его дыхание затуманило стекло.

– Я тебе не верю.

Я крикнула водителю, чтобы он остановил автомобиль, но он меня как будто не услышал. И кажется, только набрал скорость. Я рванула дверцу, но Джорджо был к этому готов. Он притянул меня к себе и прижал мою голову к своей костлявой груди.

– Тебя нельзя было выпускать из «Мезон де санте», – холодно и бесстрастно произнес он. – Сцена, что ты устроила на вокзале… потом четыре дня молчания после празднования твоей так называемой помолвки… половину времени ты проводишь в кровати, отказываясь разговаривать, а в остальное время бесишься, и тебя совершенно невозможно вразумить. Я знаю, что на прошлой неделе ты дала маме пощечину. Как будто недостаточно того, что ты швырнула в нее стулом! Даже Алекс считает, что у тебя не все в порядке с головой. Иначе зачем ему было выпрыгивать из окна? Только чтобы улизнуть от тебя! – Он сделал паузу и еще крепче впился в мои запястья. – В отличие от отца я не верю, что безумие можно излечить. И я не допущу, чтобы ты сходила с ума на глазах моих друзей и знакомых и моей семьи. Я не допущу, чтобы ты позорила наше имя, имя матери, имя отца! Этого не будет!

Он снова отвернулся к окну, не отпуская меня. Я посмотрела на своего родного брата, теперь моего тюремщика, и что-то холодное и скользкое проползло у меня по спине. И в самых темных закоулках памяти забрезжила какая-то мысль. Что-то из прошлого. И оно пугало меня больше, чем все остальное.