Дочь того самого Джойса

– Вы очень добры, Лючия. Очень милы. – Он провел ладонью по лицу. О, как мне хотелось обнять его! У него вдруг сделался очень усталый вид, как будто перспектива переводить книгу баббо совершенно его обессилила. Он выглядел так, словно на плечи ему возложили тяжелый груз. – Я должен ехать в Ирландию на следующей неделе, – добавил он. – Разобраться с продлением контракта и повидаться с родителями.

– Когда вы вернетесь? – Я отпила чаю, нагнулась так, чтобы мои груди слегка коснулись его, поставила чашку обратно на стол и выпрямилась.

Беккет моргнул и сглотнул так сильно, что его адамово яблоко судорожно дернулось.

– В ноябре.

А затем появился баббо, с красными, слезящимися глазами. Мистер Беккет вскочил, и они скрылись в кабинете.

Я подняла чашку Беккета и прижалась губами точно к тому месту, где только что были его губы. И ощущения, которые это во мне рождало, казались мне самыми правильными на свете. Я счастлива. Я в Париже, с Беккетом, с мадам Егоровой. Конечно, я буду скучать по нему, когда он уедет в Ирландию. Но это даст мне время хорошенько обдумать мои планы насчет нашего брака, удостовериться, что он будет идеальным и безопасным для моего будущего. Да, все двигалось вперед, и двигалось безупречно.

Сначала я почувствовала нежный, обволакивающий запах роз и только потом увидела их цвет – марципаново-желтый. И лишь приблизившись к цветам вплотную, так что я могла бы до них дотронуться, я заметила за огромным букетом миссис Фицджеральд. Ей приходилось выглядывать из-за роз, чтобы не споткнуться о ступеньку. Я как раз выходила из студии мадам Егоровой, а она направлялась туда, выставив перед собой цветы, словно щит.

– Какие чудные розы! – воскликнула я.

– О, они для мадам. Я каждый день приношу ей какой-нибудь подарок. Как правило, это цветы, но не всегда. – Миссис Фицджеральд, как обычно, говорила слишком быстро, чуть задыхаясь. – Я не могу вынести и мысли о том, что великая мадам Любовь Егорова живет в бедности. Да, я просто не могу это вынести! Она ведь княгиня Трубецкая, вам это известно?

Я в замешательстве кивнула.

– А теперь она бедствует! Вы бывали в ее крохотном домике? У нее даже нет ванной комнаты! И думать об этом невозможно! – Миссис Фицджеральд усиленно заморгала, словно пыталась отогнать набегающие слезы.

– Как ваши уроки, миссис Фицджеральд?

– Посмотрите на это, Лючия! Только посмотрите! – Она сунула мне букет. – Подержите-ка минутку. Вы просто обязаны это увидеть! Просто обязаны!

Она сбросила вышитые туфли на высоких каблуках, стянула с одной ноги чулок и вытянула ее вперед. Ее ногти были так сильно поражены грибком, что напоминали устричные раковины, коричневатые и ребристые. На мизинце красовалась огромная мозоль, красная и воспаленная, из которой сочился густой бледно-желтый гной.

– Я упражняюсь по восемь часов в день. Восемь часов, Лючия. Другие танцоры в моем классе занимаются до тех пор, пока из балетных туфель не начинает идти кровь.

Миссис Фицджеральд заметила, как я поежилась. Не то чтобы я была брезглива – на своем веку я навидалась и грибковых ногтей, и гнойных мозолей. Скорее, дело было в ее развязности и фамильярности. И в том, что она как будто старалась меня напугать. Миссис Фицджеральд снова надела чулок и туфлю и выхватила у меня розы.

– Мадам требует абсолютной преданности делу, – продолжила она. Ее американская манера чуть гнусавить и тянуть гласные звучала довольно забавно в сочетании со скоростью ее речи. – Без этого невозможно стать балериной. Я успеваю только спать и заниматься, больше ничего. Если действительно хочешь танцевать – приходится приносить такие вот жертвы. – Она оглядела лестницу, как бы проверяя, не подслушивают ли нас. А потом понизила голос и подманила меня к себе так близко, что я уткнулась лицом в букет желтых роз. – Но я не слишком стара! Никого не слушайте! Меня пригласили в балетную труппу театра Сан-Карло в Неаполе! И предложили сольную партию в «Аиде» в качестве дебюта! Что вы об этом скажете! – Ее глаза блестели от экзальтации, и их сверкание в окружении роз казалось почти сверхъестественным.

– И вы едете?

Миссис Фицджеральд покачала головой:

– О нет. Скотт мне запретил. Он сказал, что об этом не может быть и речи. – Она немного помолчала, и ее лицо на секунду стало грустным. – Но я подожду роли в «Русском балете»! Это моя мечта – танцевать в «Русском балете»! На прошлой неделе у них был смотр талантов. – Она снова лихорадочно осмотрелась. – И я думаю, они меня заметили, Лючия! А теперь я должна бежать. Мадам ждет меня.

И миссис Фицджеральд понеслась вверх по лестнице, прижимая к себе свои прекрасные розы.