Дочь торговца шелком

В последующие несколько часов жар усилился. У Лан сказала, что та же болезнь гуляет по округе, переносилась она тяжело, но длилась недолго. Все силы Николь утекали в пропасть, что разверзлась в душе. Мысли крутились возле ребенка, но следовало признать, что она не могла сейчас управлять мотоциклом.

Весь день ее знобило, а ночью рвало. Когда У Лан принесла ей таз и придержала волосы, Николь забеспокоилась, что Селесте сейчас тоже плохо. Сильвия не причинит вреда ребенку, но ее дочка такая маленькая и уязвимая. Знает ли сестра, что нужно делать? От мысли, что ребенок умрет вдали от матери, Николь безудержно затряслась. Шли часы, а дрожь не проходила.

– Принесу ей одеяло, – услышала она слова У Лан, которая обращалась к другому человеку в комнате. – Ее все еще знобит, температура очень высокая. Сделаешь ей теплое питье?

Николь услышала мужской голос, но не видела, кто это. Она оплакивала потерю дочки и не желала ничего чувствовать. Николь больше не могла терпеть эту муку. Она услышала приглушенный шум с улицы – там что-то творилось, но девушка слишком устала для вопросов.

К утру ее тело справилось с жаром, но слабость не проходила. Николь лежала с открытыми глазами, привыкая к тусклому освещению. Она уловила шуршание на пороге комнаты и напряглась. Сперва до нее долетел запах перца, и только потом она увидела мужчину. Николь пронзил страх.

Со стаканом воды к ней подошел Чан.

– Открою ставни, – сказал он и поставил стакан рядом с ней.

– Нет. Прошу. От света у меня болят глаза.

Николь не обманывала, но в то же время не хотела смотреть на Чана. Сердце забилось при мысли о том, что они заперты вдвоем в таком тесном помещении.

Когда Чан приблизился, Николь украдкой посмотрела на него. Война оставила на нем свой отпечаток, стерев прежде горделивый вид. Выглядел он удрученным или, скорее, разочарованным.

Николь с трудом села и взяла стакан.

– Как давно ты здесь?

– С прошлой ночи.

Она отпила воды.

– У Лан сказала тебе, что я пришла?

– Не хотела сперва.

Похоже, ее болезнь смутила Чана – он то и дело поправлял шарф и по большей части молчал. На секунду его взгляд коснулся лица Николь, но потом он отвернулся. Чан так и не решился прямо посмотреть на нее.

Николь допила воду.

– Где У Лан?

– Стоит за прилавком. Она попросила присмотреть за тобой.

– Значит, теперь ты мой ангел-хранитель?

– У меня осталась твоя вещь.

Он порылся в небольшой сумке и достал старинный кошель.

– Ах… – с улыбкой вздохнула она. – Ты нашел его в палатке!

– Спас его. – Чан улыбнулся. – Так что, похоже, я и впрямь твой ангел-хранитель.

– Спасибо, – сказала Николь, но не рискнула посмотреть, лежит ли по-прежнему внутри снимок Марка.

Чан впервые за все это время внимательно посмотрел на нее. Она увидела, что его взгляд изменился, возможно, даже смягчился.

– Я рискнул всем, чтобы помочь тебе с побегом.

– И я тебе благодарна.

Он покачал головой:

– Ты не понимаешь. В партии больше не жалуют métisse.

Николь заметила, что он постоянно ерзает на месте и прокашливается. Она надеялась, что скоро вернется У Лан.

– При новой власти я занимаю хороший пост, – наконец сказал Чан. – Ты не похожа на француженку. Когда ты поправишься, мы сможем пожениться.

Николь ахнула и с тревогой посмотрела на него. Она совсем такого не ожидала.

– Ты же сказал, что métisse среди вас не место.

Ее воспоминания об их прежней связи давно поблекли. Свет покинул глаза Чана, а в сердце будто иссякла всякая страсть. Перед ней стоял мужчина, чей революционный запал потух. Может, он стал тем, кем и был на самом деле: не мечтателем, а практичным человеком, который, как и многие другие, просто был слишком молод, чтобы разбираться в жизни.

– Ты ничего не знаешь, – сказала она. – У меня есть ребенок.

Чан свел брови вместе и сделал шаг назад.

– Моя сестра забрала ее.

– Так все же ты французская шлюха! – фыркнул он, и его взгляд наполнился отвращением.

Николь хотела ему все объяснить, но он не обратил внимания на протянутую к нему руку.

– Чан, прости, – покачала головой девушка, – но ты обязан меня отпустить.

– Я ничем не обязан. – Чан был расстроен и даже не пытался это скрыть. – Думаю, мне стоит сообщить властям, что ты здесь.

– Вьетминь пока не встал во главе страны. Насколько я знаю, власть еще у французов.

– Они висят на волоске. У тебя есть время передумать.

Его лицо смягчилось, на нем промелькнула тень прошлого – всего на секунду она увидела прежнего Чана.

– Мы могли бы счастливо жить в комнате над магазином, – сказал он.

Николь покачала головой:

– Ты меня не слушал. Я родила дочь. У меня нет желания становиться послушной вьетнамской женой.

Чан подошел к окну и открыл ставни. С улицы донесся ужасный грохот, а с ним яростные голоса. Этот шум ворвался в комнату, оглушив Николь. Она потерла глаза, потом прикрыла их от солнца.

– Будет лучше, если ты отдашь мне магазин шелка, – сказал Чан.

Он обернулся и сурово посмотрел на нее.

– Какой толк от магазина шелка, если режим все отберет, – ответила Николь. – Но я оставлю ключи и документы на собственность, когда буду уезжать.