Далира, не в силах сдержаться, безостановочно шептала дочери ласковые слова на их родном языке, гладила её по голове, осторожно целовала и чувствовала, как горячие слёзы текут по щекам, жгучими ручьями размывая засохшую кровь и синюю краску. Далира понимала, что должна остановиться, что нельзя чтобы эти злобные норманны видели её такой, видели её слезы. А Синни стояла как каменная и слушая нежные слова родного человека, испытывала ощущение перевернутого мира. Она пыталась что-то понять, как-то осмыслить как всё это возможно, чтобы в самом сердце вражеского города среди толпы вооруженных заклятых врагов её мама, которую она считала умершей, держит её в объятьях и шепчет о том, что теперь всё будет хорошо.
К моменту, когда Синни пришла на площадь, израненного Хальфара под чутким заботливым присмотром Брунгильды уже перенесли в дом и молодые служанки уже вовсю суетились вокруг его изрезанного тела. И Синни была просто не в состоянии вообразить как возможно чтобы её мать в боевой раскраске и с оружием в руках пришла в одиночку в город норманнов и заставила их вернуть ей дочь. И от этого непонимания Синни было страшно. Ей казалось, что сейчас выяснится что-то чудовищное, что-то такое что тут же перечеркнет теплые объятия матери и её ласковые слова. Ведь этого просто не могло быть.
Девочка из-за плеча Далиры увидела, как к ним приближается пожилой мужчина в очень красивой одежде и кажется задрожала, предполагая что именно он скажет сейчас что-то ужасное, объявит страшную цену того почему её мать здесь. Далира возможно почувствовав эту дрожь, отстранилась от дочери и посмотрела ей в лицо.
– Не бойся, Синни, – сказала она на их родном языке. – Сейчас мы просто уйдём отсюда и всё будет хорошо. Норманны не тронут нас.
Девочка поглядела на женщину как на безумную, а потом снова на приближающегося мужчину. Далира оглянулась и поднялась с колен. Прижав дочь к себе, она холодно посмотрела на ярла.
– Мы можем идти?
Эльдвуг пожал плечами:
– Конечно. – Он внимательно рассматривал девочку, будто пытаясь что-то понять или запомнить.
– Ты позволишь нам не только выйти из города, но и уйти от него?
Он посмотрел Далире в глаза.
– Никто не будет вас преследовать. Уходите из города и идите куда желаете. Мне до вас дела нет.
Далира чуть кивнула. Затем словно что-то вспомнив, она повернулась к дочери:
– Постой минуту одна, – сказала она на родном языке, – я сейчас вернусь.
Синни моментально перепугалась и хотела схватить мать за руку, но молодая женщина уже ускользнула. Далира пошла по площади и подобрала свой меховой плащ, а затем некоторое время ходила туда-сюда, разыскивая наконечник своего копья, которое для неё когда-то сделал отец. При этом она свободно перемещалась между стоявшими на площади мужчинами и те с интересом разглядывали её вблизи.
В этот момент из главного дома пришла Брунгильда. Она что-то хотела сказать мужу, но подойдя к нему вместо этого с любопытством поглядела на черноволосую девочку. Синни подняла взгляд и тоже посмотрела на неё.
Некоторое время Синни и Брунгильда смотрели друг на друга. Смотрели внимательно, задумчиво, словно обе они чувствовали, что чем-то важны друг для друга.
Далира нашла обломок копья и засунула его за пояс. Также по пути ей попался топор Ильзира и она подобрала и его, считая что теперь имеет право на это оружие. Вернувшись к дочери, она закутала её в свой плащ.
– Прощай, ярл, – сказала она, в последний раз посмотрев в глаза Эльдвуга.
– Прощай, Далира из рода Макроя, – тихо ответил он.
Далира и Синни пошли на запад к городским воротам. Всё ещё толпящиеся вокруг норманны молча расступались, давая им пройти. Больше никто не сказал ни слова.
21
Покинув Тилгард, они пересекли равнину окружающую город, взошли на холм, с которого Далира уже кажется так давно с ненавистью глядела на поселение норманнов, спустились вниз и вскоре уже достигли первых лесных зарослей. Здесь Далира почувствовал себя уже более уверенно. Она всё время пыталась ускорить шаг, желая оказаться как можно дальше от Тилгарда, но дочь не позволяла ей этого. Синни по сути еле плелась и выглядела так будто вот-вот свалится в обморок. И не смотря на то что она так и не поняла как стало возможным её спасение, с какой это стати злобные норманны позволили враждебной для них сигурн явиться в их город в боевой раскраске с оружием и беспрепятственно забрать ту кого они считали своей рабыней, она ни о чем не спрашивала мать и вообще практически не смотрела на неё. Синни глядела прямо перед собой на дорогу и её темные глаза казались совершенно пустыми.