Дочь времени

— При чем тут Уорбек? Скажи, зачем ты принесла мне портрет Ричарда Третьего? Разве с ним связана какая-то тайна?

— Нет, просто мы прихватили его заодно с Уорбеком. Нет-нет, стой-ка… Вспомнила. Это Джеймс нашел его и сказал: «Вот это для него находка! Самый известный в истории убийца, а смахивает на святого».

— Святого? — воскликнул Грант, но тут же замолчал, подыскивая нужное слово. — Совестливого, — проговорил он наконец.

— Что ты сказал?

— Так, ничего. Просто вспомнил свое первое впечатление о нем. А ты тоже считаешь, что он похож на святого?

Марта взглянула на фотографию, прислоненную к стопке книг.

— Мне не видно, свет мешает, — сказала она и взяла в руки, чтобы разглядеть вблизи.

В этот момент у Гранта мелькнула мысль, что и для Марты, как и для сержанта Вильямса, изучение внешности человека — дело профессиональное. Изгиб бровей, линия губ ей говорят столь же много, как и Вильямсу. Да и сама она, готовясь к роли, думает прежде всего о том, какое лицо у ее героини.

— Сестра Ингэм считает Ричарда скучным. Сестра Даррол не может на него смотреть без ужаса. Доктор подозревает, что он жертва полиомиелита. Сержант Вильямс убежден, что он вылитый судья. А старшая сестра уверяет, что он человек, терзаемый муками совести.

Марта продолжала молча изучать портрет. Потом вдруг сказала: «Вот странно! На первый взгляд кажется, что это злобный и подозрительный человек. К тому же самодур. Потом это впечатление пропадает и до тебя доходит, что выражение лица у него спокойное. Совершенно спокойное и доброе лицо. Возможно, Джеймс это и имел в виду, когда сказал, что он „смахивает на святого“».

— Нет, нет. Не думаю. Наверное, он имел в виду его готовность к покаянию.

— Что бы там ни было, я считаю, что это интересное лицо. Не просто случайная комбинация из органов зрения, дыхания, приема пищи. Чудесное лицо. Кое-где подправить — и вылитый Лоренцо Великолепный.

— А вдруг это и есть Лоренцо? Что, если мы ведем речь вовсе не о том человеке?

— Ну нет. Как ты мог это подумать?

— Очень просто: лицо не соответствует историческим фактам. К тому же за это время картины столько раз меняли место.

— Ну, разумеется, такое случалось не раз. Но этот — уж точно Ричард. Его предполагаемый оригинал висит в Виндзорском замке. Так Джеймс сказал. Он включен в опись имущества, сделанную еще при жизни Генриха Восьмого, так что он провисел там около четырехсот лет. Копии находятся в Хэтфилде и Элбери.

— Пусть будет Ричард, — смирился Грант, — я просто ничего не понимаю в лицах. У тебя нет знакомых в Б. М.?

— В Британском музее? — переспросила Марта (ее мысли были все еще заняты портретом). — Что-то не припомню. Я была там всего один раз, чтобы посмотреть на египетские ювелирные украшения, когда я играла Клеопатру с Джефри. Кстати, ты видел Джефри в роли Антония? Это был благороднейший из Антониев. Мне там становится как-то не по себе. Среди этих накопленных веками богатств чувствуешь себя как под звездным куполом — маленькой и ничтожной. А что тебе понадобилось в Б. М.?

— Мне нужны кое-какие исторические материалы времен Ричарда Третьего. Первоисточники.

— Ты хочешь сказать, что преподобный Томас Мор тебя не устраивает?

— Преподобный сэр Томас не более чем старый сплетник, — отозвался Грант не без злобы. Уж очень невзлюбил он всеми обожаемого Мора.

— Подумать только! А в библиотеке все говорили о нем с таким глубоким почтением. Житие Ричарда Третьего от св. Томаса, вы только подумайте!

— Никакое не житие, — резко оборвал ее Грант. — Он жил при Тюдорах и пересказывал с чьих-то слов то, что происходило в Англии времен Плантагенетов, когда ему самому было пять лет.

— Всего пять лет?

— Конечно.

— Бог ты мой! Какой уж там первоисточник.

— Ну можно ли верить его басням? К тому же он из неприятельского лагеря. Если он служил Тюдорам, то его сведения о Ричарде Третьем заведомо должны быть полны предрассудков.

— Пожалуй, ты прав. А что ты хочешь узнать о Ричарде, если за ним нет никакой тайны?

— Хочется знать, что он собой представлял. Для меня это пока остается глубочайшей тайной. Что заставило его так внезапно перемениться? До смерти брата он вел себя, можно сказать, идеально. Был так ему предан.

— Наверное, искушение достичь верховной власти слишком велико.

— До совершеннолетия принца он оставался регентом. Протектором Англии. Учитывая его прежний образ жизни, казалось, этого для него было достаточно. Чем плохо быть опекуном сыновей брата и управлять Англией?

— Допустим, старший был несносным мальчишкой, и ему вздумалось «вздрючить» его. Мы всегда считаем, что жертвы должны быть абсолютно ни в чем не виновны. Вроде Иосифа Прекрасного. На самом деле по нему наверняка давно тюрьма плакала. Молодой Эдуард в конце концов мог и сам просить, чтобы его устранили.

— Их было двое, — напомнил Грант.

— Ах, да! Конечно, тут нет оправдания. Какое варварство! Бедные кудрявые барашки! Кстати, о кудрявых барашках…

— Ну, ну!

— Просто к слову пришлось. Кое-что вспомнила.

— Что именно?

— Нет, не скажу, чтобы не сорвалось. Я побежала.