— Забавно, правда? Не исключаю, что в одном из своих банковских сейфов он хранит корону, время от времени берет ее, завертывает в бумагу и несется в мужской туалет Центрального вокзала, чтобы полюбоваться на себя в зеркало. Я, верно, утомил вас, мистер Грант, все о себе да о себе. Я же пришел сюда не за этим. Я пришел, чтобы…
— Да что вы! Вы для меня как манна небесная. Сидите спокойно, если не спешите.
— Я никогда никуда не спешу, — ответствовал молодой человек, устраиваясь поудобнее на стуле и вытягивая ноги. Тумбочка около кровати покачнулась, и портрет Ричарда, прислоненный к стопке книг, свалился на пол.
— Извините, ради Бога. Вот растяпа! Никак не привыкну к своим длинным ногам. — Он подобрал с пола фотографию, рукавом пиджака смахнул с нее пыль и стал внимательно ее изучать.
— «Riсardus III. Ang. Rex», — прочел он вслух.
— Вы первый кто заметил надпись на картине, — сказал Грант.
— Я и сам с трудом прочел. Это я впервые вижу человека, который держит портрет короля вместо картинок с красивыми девушками.
— Да, красивым его не назовешь.
— Как вам сказать, — не сразу ответил Брент. — Лицо как лицо. Похож на одного моего университетского преподавателя. У него был больной желудок, поэтому многое в жизни его раздражало, а вообще он добрейшее существо. Так это Ричард вас интересует?
— Он самый. Да я немногого хочу от вас. Просто надо узнать, кто из его современников о нем писал.
— Ну, это совсем нетрудно. Время Ричарда очень близко к периоду, которым я занимаюсь. Собственно говоря, записки биографа Ричарда Второго — Кэтберта Олифанта охватывают обе династии. Вы читали Олифанта?
Грант ответил, что ничего, кроме школьных учебников и Томаса Мора, он не читал.
— Мора? Лорд-канцлера Генриха VIII?
— Его.
— Какие-то новые доводы?
— Чистейшей воды пропаганда, — воскликнул Грант, обрадовавшись, что нашел, наконец, точное слово. — Это не записки государственного мужа, а партийная листовка. Так пишут газетчики. Причем газетчики, не брезгающие кухонными сплетнями. Что-нибудь о Ричарде Третьем вы знаете?
— Помню только, что он придушил своих племянников да сулил кому-то полцарства за коня. Что у него были подручные по прозвищу Крыса и Кот.
— Как вы сказали?
— Ну, помните стишок: «Кот, и Крыса, и Пес правят втроем, держат Англию под Кабаном».
— Помню, помню. А что это означает?
— Не имею понятия. Я плохо знаком с этим периодом. А почему вас так заинтересовал Ричард Третий?
— Марта посоветовала мне заняться решением какой-нибудь исторической загадки теоретически, поскольку мне не скоро удастся заниматься этим на практике. Зная о моей любви угадывать характеры людей по лицам, она принесла кучу портретов интересных типов. То есть людей, за которыми кроются какие-то тайны. Ричард попал в их число чисто случайно, но оказалось, что его судьба самая загадочная.
— Почему вы так решили?
— У этого человека, совершившего самое отвратительное преступление в истории, лицо мудрого судьи или мудрого государственного мужа. Судя по всему, он и впрямь был мудр. Управлял Севером Англии — и превосходно. Был хорошим полководцем и хорошим солдатом. О его личной жизни неизвестно ничего дурного. А вот брат его был величайшим бабником из всех английских монархов, если не считать Карла Второго.
— Эдуард Четвертый. Как же, знаю. Богатырская фигура, красавец. Ричард, должно быть, страдал от того, что обижен природой, и детей его хотел извести.
До этого Грант не успел додуматься.
— Вы полагаете, что Ричард скрывал свою ненависть к брату?
— Почему скрывал?
— Потому, что его самые отъявленные хулители признают за ним преданность брату. Они были неразлучны с тех пор, как Ричарду исполнилось двенадцать или тринадцать. Третий же брат не был в дружбе ни с кем. Я говорю о Георге.
— Это который Георг?
— Герцог Кларенс.
— Ах тот, что утоп в бочке с вином?
— Тот самый. Так вот, Эдуард и Ричард были неразлучны, хотя между ними было десять лет разницы. Именно при такой разнице частенько возникает культ старшего брата.
— Будь я на месте этого горбуна, — задумчиво проговорил Каррадин, — я бы наверняка возненавидел брата, которому досталось все — и мои женщины, и мое место под солнцем.
— Пожалуй, — согласился Грант после некоторой паузы, — лучшего объяснения не придумаешь.
— Это могло внешне никак не проявляться. Может быть, даже было чисто подсознательно. Могло вспыхнуть в нем в одночасье, когда он почувствовал близкую возможность овладеть троном. Вдруг ему ударило в голову: «Это мой шанс! Всю жизнь на побегушках, вечно на шаг сзади — и никакой тебе благодарности. Пришло время расплаты. Здесь-то я с тобой и посчитаюсь».
Грант подметил, что, как ни странно, Каррадин воображает Ричарда точно так же, как мисс Пейн-Эллис. На шаг сзади других. Писательница тоже увидела его стоящим вместе со светловолосыми, крупными детьми — Маргарет и Георгом — на ступеньках Бейнард Касл, когда они глядели вслед своему отцу. На шаг сзади, «как всегда».