Сразу же после выступления президента американская пресса принялась на все лады превозносить Ялтинскую конференцию как великое достижение. В
Тем временем в Лондоне реакция на конференцию была изначально негативной. До Сары, вернувшейся к работе в подразделении воздушной разведки на авиабазе в Медменхэме, долетали лишь отголоски уничижительной критики, которой подвергся её отец в Парламенте. После того, как он зачитал в Палате общин доклад о конференции и попросил поставить на голосование вопрос о вотуме доверия к премьер-министру по поводу ялтинских резолюций, многие почтенные парламентарии незамедлительно решили, что то, что им было представлено, – откровенная капитуляция перед Советами, особенно по вопросу о будущем Польши. После трёхдневных дебатов Черчилль всё-таки получил вотум доверия, но без письменного протеста за подписью двадцати пяти членов парламента и отставки ещё одного, причём из его собственной партии, не обошлось. Потоками хлынула в Лондон и острая критика со всех концов Британской империи. Хотя Черчилль и пытался публично выдавать ялтинские итоги за успех, куда более искренним выглядел его письменный ответ премьер-министру Новой Зеландии на упрёки по поводу сдачи Польши: «Мы не в том положении, чтобы получить именно то решение, которого желаем. Великобритания и Британское Содружество очень сильно уступают Советской России в военном отношении, и при этом не имеют иных средств, кроме ещё одной всеобщей войны, для отстаивания своей точки зрения. Не можем мы игнорировать и позицию Соединённых Штатов. Мы не можем пойти дальше в оказании помощи Польше вопреки желанию Соединённых Штатов, или не переубедив их»{729}
.