Дочери Ялты. Черчилли, Рузвельты и Гарриманы: история любви и войны

«Ты реально была внутри одной из величайших встреч в истории», – писал Джон Бёттигер жене, пока Анна Рузвельт с отцом и его свитой совершали долгий вояж домой, в Вашингтон. Братья её, может, и побывали на большем числе конференций, сопроводив отца на подписание Атлантической хартии с Черчиллем в 1941 году и трёхсторонний саммит союзников в Тегеране в 1943 году, зато теперь она дождалась своего часа и стала живой свидетельницей апофеоза всей этой череды конференций. «Все те предыдущие встречи были сущей безделицей по сравнению с этой, так что можешь сказать братьям, чтобы чехлили свои смычки́, – бодро рапортовал Джон. – Меня реально в дрожь бросает, нет слов от одного того, что ты участвуешь в этой поездке, а я ЗНАЮ, какую колоссальную ценность ты собою являешь для OM. Надеюсь только, что и он сам это со временем поймет»{715}.

Осознавал ли Рузвельт ценность присутствия Анны в Ялте, история умалчивает. Сам он всю дорогу так и оставался привычно отрешенным и загадочным. Как бы Анне ни хотелось понежиться в лучах предвесеннего солнца и заслуженных похвал в начале их путешествия через Атлантику на борту «Куинси», она себе этого позволить не могла. Ведь над отцом ещё висел дамоклов меч важных встреч на Большом Горьком озере. В плавании всё поначалу шло хорошо – до присоединения к их компании уже в Египте Гила Уайнанта, принявшегося с новой силой сетовать на то, что его отставили от участия в конференции. Лишь на обратном пути Рузвельт соизволил наконец откликнуться на переданное им послание польского премьер-министра. «Заверяю вас, что проблемы Польши были рассмотрены самым внимательным и сочувственным образом, – сжато ответил президент. – Надеюсь, мы сможем все вместе в должное время слаженно поработать над поиском их правильного решения»{716}.

На Большое Горькое озеро американцы прибыли днем 12 февраля. На следующий день Рузвельт принял двух первых посетителей – египетского короля Фарука и эфиопского императора Хайле Селассие. Наконец, 14 февраля на борт «Куинси» поднялись Ибн-Сауд со свитой из сорока восьми арабов, включая астролога, имама и королевского кофевара. Поскольку гордящийся боевыми шрамами предводитель саудитов счел бы присутствие женщины за личное оскорбление, Анне пришлось на весь день отправиться на экскурсию в Каир.

Рузвельт возлагал на эту встречу большие надежды, поскольку саудиты могли бы стать ценным союзником в послевоенном мире – не в последнюю очередь из-за имеющихся у них колоссальных залежей нефти. Но тут президента ждало разочарование большое и горькое как само озеро. Стоило ему заикнуться об идее сотрудничества с саудитами, которое предусматривало бы обмен американских технологий на арабское содействие созданию в Палестине собственного государства для евреев, переживших Холокост, как Ибн-Сауд тут же дал ему резкий и безапелляционный отпор: «Арабы скорее умрут, чем уступят хоть пядь своей земли евреям». Ни рузвельтовские чары, ни преподнесённый в подарок новехонький двухмоторный Douglas C-47 переубедить арабского лидера не могли. Впервые за долгие недели переговоров и дипломатических интриг Рузвельт остался с пустыми руками{717}. На следующий день Рузвельтов ждала первая после Ялты встреча с Уинстоном и Сарой в сопровождении Энтони Идена. Назначена она была в Александрии, где после совместного ланча по-семейному премьер-министр планировал также встретиться с Ибн-Саудом. Тут снова появился Рэндольф Черчилль, хотя Саре было несказанно приятнее свидеться с Гилом Уайнантом. Анна только усмехнулась, подметив, что уж ему-то точно не терпелось снова увидеться с Сарой по вполне очевидным причинам{718}. Через несколько часов американцы попрощались и продолжили долгий путь на родину.

На обратном пути американцев всю дорогу ждали разочарования. Рузвельт намеревался встретиться в Алжире с Шарлем де Голлем, но французский лидер был настолько взбешён тем, что его не позвали на Ялтинскую конференцию, что наотрез отказал американскому президенту в этой встрече. Тревожился Рузвельт и за Па Уотсона, своего давнего друга, служившего ему источником эмоциональной и даже физической поддержки; пока он ещё выступал публично, часто именно Уотсон помогал ему держаться на ногах. В первую же ночь после прибытия в Египет у Па Уотсона случился инфаркт, и он впал в кому. В то время как британцы принесли человеческие жертвы на алтарь богов войны и мира по дороге в Ялту, с американцев жертвы этим богам были взысканы на обратной дороге. Уотсон так и умер на борту «Куинси» через восемь дней на шестьдесят втором году жизни, будучи на два года моложе Рузвельта.