Дочери Лалады. Паруса души

А девочка улыбнулась, и удочка в её руке превратилась в золотой ключ. Протянув его Эллейв, она сказала:

«Возьми и открой Врата тайника».

Перед Эллейв выросла огромная тёмная дверь со скважиной, сквозь которую сочился золотистый свет. Вставляя в неё ключ, Эллейв ощутила сердцем незримые объятия — и родительницы, и Онирис, и матушки Аинге.

За дверью оказался тихий уютный сад, озарённый последним отблеском заката. Журчал фонтан, ветки деревьев сплелись в зелёный шатёр, под которым на высоком троне сидела прекрасная дева с серебряными волосами и пронзительно-сапфировыми глазами. Ласково улыбаясь Эллейв, она протянула к ней изящную руку в широком рукаве.

«Подойди, дитя моё».

Сердце Эллейв точно под ураганным ветром затрепетало: она поняла, кто перед ней — та, кто исполнил её желание отдать половину жизни ради спасения Игтрауд и желание Игтрауд о вечной любви.

«Ты сделала это, дитя, ты смогла! — сказала дева. — Но отголосок старых битв тебя ещё настигнет, будь готова к этому. Это — последствия того, что ты натворила, отклонившись от своего истинного пути в прошлой жизни. Увы, полностью их отменить невозможно, но я сделаю всё от меня зависящее, чтобы смягчить их для тебя. Приходи ко мне, и я исцелю тебя».

— Эллейв! Эллейв! — звал кто-то уже не бестелесным и телепатическим, а вполне настоящим голосом. — Да очнись же ты!

Эллейв лежала на палубе «Прекрасной Онирис», а над ней склонились Эвельгер с Реттлингом. Первый хлопал её по щекам, а второй держал бутылку «крови победы» и чарку. Со всех сторон корабль обступал непроглядный туман — синеватый, сумеречный.

— Ну вот, умница, очнулась, — проговорил Эвельгер, помогая Эллейв сесть.

Забулькала «кровь победы», наполняя чарку, и Реттлинг поднёс её ко рту Эллейв. Она проглотила всё залпом и закашлялась. В судорожно стиснутом левом кулаке было что-то твёрдое, она попыталась разжать руку, но не получилось. Мышцы точно окаменели.

— У меня что-то с рукой, — прокряхтела она. — Парни, попробуйте её разжать...

Но и у Эвельгера с Реттлингом ничего не вышло. Они так усердствовали, что чуть не сломали ей руку, и она взревела:

— Всё, всё, отставить!

Ощущение стиснутой руки было неприятным и болезненным, её точно судорогой свело и никак не отпускало. Эллейв попросила принести светильник и попыталась разглядеть, что у неё было зажато под пальцами. На свет отзывались синие проблески-искорки, но целиком предмет разглядеть было нельзя. Она узнала этот цвет: такими же сапфировыми глазами ласково смотрела на неё дева с серебряными волосами...

Глаза! Глаза Волчицы!

— Ребята... Я их достала, — измученно выдохнула Эллейв, откидываясь назад, на заботливо подставленные руки Эвельгера. — Вот только мне, похоже, всю обратную дорогу не суждено с ними расставаться...

Ей помогли встать, она окинула взглядом туманное пространство. Сквозь синюю мглу проступали силуэты двух других кораблей с зажжёнными огнями.

— Как давно мы здесь? — спросила она.

— Мы пришли в себя после схватки с прошлым — каждый у себя на корабле, — ответил Эвельгер. — И этот туман уже был. Команды говорят, что мы выскочили из воронки и плюхнулись на воду в этом странном месте.

К Эллейв подошёл встревоженный помощник Вердгод.

— Госпожа корком, ты как? Целая?

— Вроде, да, старина, — проговорила она, чуть морщась от неприятного чувства в сведённой руке. — А вы как?

— Да все живы-здоровы, — ответил помощник. — Воронка нас выплюнула, вот только видимость такая, что собственную задницу обеими руками не отыщешь!

Двигаться в таких условиях было невозможно, и они решили подождать, пока туман рассеется. Была отдана команда лечь в дрейф. Все три капитана собрались в каюте Эллейв, Эвельгер разлил по чаркам «кровь победы», и они выпили без закуски. Эллейв встретилась глазами с Реттлингом, и тот посмотрел на неё особым, просветлённым взором. Он видел всё то же самое, что и она. Он знал, чья душа в её теле, но ржавая цепь в прошлое была перерублена.

— Кажется, я снялся со своей затянувшейся стоянки, госпожа, — проговорил он. — Пришлось сорваться с якоря, но я не жалею.