Рана в его груди на месте кристалла ещё кровоточила, но уже начинала потихоньку заживать. Эллейв опустила правую, не сведённую руку на его плечо. Всё пережитое казалось сном, но под рёбрами глухо ныло: всё это было. Всё это — правда, от которой уже не отвертишься, но она не тянула вниз, не отнимала крыльев у души. Прошлое вспоминалось, как давно прочитанная книга, пыльная и подзабытая; это не Эллейв жила и действовала в ней, а главная героиня, лишь отдалённо похожая на неё. Из прошлого ушёл нерв, живая пульсирующая боль, остались только картинки. С усмешкой Эллейв провела ладонью по голове: так вот откуда это шло... Ждана обрила её своими ласковыми руками, и причёска эта так крепко прижилась, что даже из прошлой жизни в новую перекочевала. До поступления в Корабельную школу Эллейв носила длинные волосы, и что-то в собственном облике ей казалось лишним; увидев перед первым учебным плаванием в зеркале цирюльни свой гладкий череп, она вдруг поняла: вот он, её настоящий образ — такой, каким он должен быть. В первый раз она обрилась по приказу коркома-наставника, а после уже никто не заставлял — она делала это сама. Ждана... Наверно, её, пташки светлокрылой, уже нет в живых: человеческая жизнь недолговечна.
Эллейв не думала о Дамрад, как о себе самой, старое имя уже не сцеплялось с её «я», нынешняя жизнь оттеснила прошлое назад, душа находилась в настоящем, а на минувшее оглядывалась с усталой смутной горечью. Она не сошла с ума, как обещал двойник, но беспокоилась об Онирис. Почувствовала ли та, что произошло? Видела ли что-нибудь из этого? Как они посмотрят друг другу в глаза, когда встретятся?
Матушка... Игтрауд, её Игтрауд. Её — и уже не её. Волк умер, но хозяйка сада родила маленького волчонка, который вырос, глядя на неё восхищёнными глазами, любя её чистой дочерней любовью. Душа волчонка была окружена матушкиной душой, точно светлыми стенами храма, и внутрь не проникали грязь и зло; они поменялись ролями: раньше волк берёг хозяйку, был для неё щитом от жестокого внешнего мира, а теперь хозяйка окружила его стенами надёжного и тёплого дома, в котором царила атмосфера любви и мудрости, она дала ему самый светлый и счастливый жизненный старт, какой только было в её силах дать. Она стала для него матушкой, какой для него не смогла стать Брендгильд.
Бедняжка Темань... Слишком нервная натура, слишком обнажённая душа, не научившаяся справляться со своими чувствами, и они в итоге убили её. В прошлой жизни волк был жесток с ней, и в этой жизни она узнала его, хотя умом этого и не поняла. Но душой распознала того, кого когда-то боялась, ненавидела и не смогла простить. Хотелось загладить свою вину перед ней, но — как? Она ушла в Чертог Вечности... Сделать её дочь счастливой — вот всё, что волк мог сейчас.
Тирлейф... Он, умница, всё понял правильно. Светлый и добрый мальчик, которого безумная Санда могла погубить, но прядка волос в медальоне спасла его на войне. Матушкина безымянная любовь, спрятавшись от глаз ревнивого чудовища, сберегла сына.
Гердрейд... Их разлучил закрытый проход между мирами, но волк знал, что безымянная любовь найдёт дочь и там, ласковые руки Жданы с бритвой помогли этому осуществиться.
Только Икмару спасти не удалось, волк тогда понадеялся, что её сбережёт отец. Пепел с её погребального костра положили в посадочную яму для дерева, которое росло и поныне. Нынешняя глава государства, Владычица Седвейг, закрыла «Школу головорезов Дамрад», а к дереву отнеслась уважительно — велела перенести и посадить в столице. Оно пережило переезд и снова принялось в рост. При пересадке его сильно обрезали, но оно уже давно нарастило новую могучую крону.
Все трое сильно напились в этот туманный вечер. Трезвее прочих остался Эвельгер, он-то и разогнал их по постелям.
Утром туман не рассеялся, только из синего стал серым. Они прождали в дрейфе до следующего утра, но мглистая завеса не исчезала. Тогда Эллейв, сверившись с Компасом, отдала приказ осторожно двигаться самым малым ходом. Не было видно ни Макши, ни звёзд, определить их местоположение представлялось крайне затруднительным, если не сказать невозможным. Оставалось полагаться только на Компас, вот только в душу Эллейв закралась мрачноватое подозрение: а работал ли он в обратную сторону? Он был создан для «взлома» чар, скрывающих тайник, но мог ли вывести их назад? И где они вообще находились, в каком пространстве?
Рука так и не разжималась, ныла и болела, из-за чего Эллейв плохо спала и не могла встретиться во сне с Онирис. Наконец, измученная и бледная, она попросила Эвельгера связаться через сон с матушкой Аинге и спросить её насчёт пригодности Компаса для поиска пути домой в непроглядном тумане, который не рассеивался уже много дней подряд.
Ответ пришёл удручающий: как Эллейв и подозревала, Компас работал только для поиска Врат, а обратно им выбираться придётся самим. Матушка Аинге заверила, что они молятся за участников экспедиции день и ночь. Молиться велела и самим путешественникам, ведь благословение по-прежнему оставалось с ними.