Дочери Лалады. Паруса души

Сад завертелся, зашептал, заколыхался, горестно звеня: «Эллейв, Эллейв... Самый родной на свете волк...» Онирис уже не почувствовала, как Эвельгер подхватил её, падающую, на руки, и не слышала, как одноглазый капитан, качая головой, сказал:

— Дружище, не в обиду тебе будет сказано, но сообщать серьёзные новости дамам — явно не твой конёк.

Пришла Онирис в себя на диванчике в гостиной. Вокруг столпились взволнованные домочадцы, а Эвельгер, уже без шляпы, с гладкой сверкающей головой, сидел рядом и с сокрушённым, виноватым видом покрывал поцелуями её руки.

— Госпожа Онирис, бесценная моя... Прости меня, косноязычного! Реттлинг прав, я не силён в произнесении речей... Моя неуклюжая попытка сообщить тебе не слишком весёлое известие была истолкована тобой превратно... Госпожа Онирис, Эллейв жива! А не уберёг я её от получения увечья, увы. Это я и пытался тебе сообщить.

Обморочный холод медленно отступал, кровь согревалась, а похолодевшие руки Онирис грел Эвельгер своими ладонями и губами.

— Увечье? — хрипло пробормотала она. — Что с ней?

— На обратном пути мы подверглись нападению хераупса, — сказал Эвельгер. — В попытке отбиться от него Эллейв довелось побывать у него в желудке, но благодаря её неслыханной отваге и ловкости, а также подарку Йеанн ей удалось вспороть брюхо чудовища изнутри и освободиться. К сожалению, её левая рука получила непоправимые повреждения желудочной кислотой, и пришлось её отнять намного выше локтя.

— Где она, почему не с вами? Почему не поехала домой?! — вскричала Онирис, садясь.

— Она предпочла остановиться у меня, а нас отправила сообщить вам и подготовить вас, — ответил Эвельгер. — В целом самочувствие у неё удовлетворительное, но ей трудно показаться перед родными в её нынешнем виде. Отчасти пострадало и лицо, но не слишком сильно, мне удалось уменьшить последствия ожогов.

Онирис потребовалось выпить чашку отвара тэи, чтобы немного прийти в себя. После этого она воскликнула:

— Эллейв следовало ехать прямо домой! Неужели она думает, что нас смутят её раны и увечья?! Здесь её любят и ждут, тревожатся о ней! Здесь — её дом, здесь её примут любой! Хоть всю с головы до ног покрытую шрамами, хоть без рук и ног! Любую!

Под конец её голос дрогнул, а на глазах выступили слёзы. Платочка не нашлось, и дядюшка Роогдрейм, у которого всегда при себе имелась куча платочков, рассованная по всем карманам, заботливо и предупредительно подал ей один из своих. Расчувствоваться он мог в любой миг, потому и носил с собой стратегический запас. Вот и сейчас он одновременно с Онирис вытирал намокшие глаза и громко трубил носом, приложив к нему большой белый платок.

— Я пытался убедить её примерно такими же доводами, госпожа Онирис, — сказал Эвельгер. — Но она предпочла поступить именно так... Сейчас она у меня, отдыхает. Глаза Волчицы мы уже передали жрицам в храме, они знают, что с ними нужно делать.

— М-да, учудили вы с Эллейв, — укоризненно покачал головой Арнуг. — Вместо того чтобы, как ты изволил выразиться, подготовить Онирис, перепугали её...

— Кляну свою косноязычность! — сокрушённо вздохнул Эвельгер. — Плохой из меня получился вестник, признаю. По дороге я долго думал, вертел в голове разные слова, но так и не подобрал нужных. Ещё раз прошу простить меня.

— Полно, дорогой Эвельгер, не казнись, — всё ещё поблёскивая влажными глазами, мягко сказала Онирис. Её ладонь накрыла сверху большую сильную руку капитана, обтянутую чёрным шёлком траурной перчатки. — Я не сержусь, хотя вы с Эллейв и заставили меня поволноваться...

В глазах Эвельгера снова замерцали многозначительные, серьёзные искорки, а пожатие его рук стало крепким и нежным. Два поцелуя, которыми они обменялись в снах, перевернули всё. Онирис, ощутив в груди сладкий трепет сердечного влечения к нему, подарила ему ласковую улыбку, которая не укрылась от проницательного взора госпожи Игтрауд. Впрочем, та тактично промолчала, только свет её хрустальных глаз стал улыбчивым и нежным. Она всей душой желала счастья влюблённому в Онирис сердцу капитана — самому достойному из всех сердец, самому верному и благородному. Она не сомневалась: Эвельгер понравился Онирис сразу, с первой встречи, с первого взгляда, но его многолетний траур по погибшей супруге воздвиг между ними стену. Кажется, эта стена начала потихоньку рушиться.

Хозяйка дома предложила неспешно закончить завтрак, прервавшийся столь тревожным образом, а затем съездить к Эвельгеру и навестить-таки Эллейв, которая вздумала прятаться от родных и любящих её членов семьи. За стол были гостеприимно приглашены и два капитана. Эвельгер представил Реттлинга семье госпожи Игтрауд, хотя сама она прекрасно знала, кто он такой. Разумеется, и он знал её, а потому почтительно склонился над её рукой в поцелуе.