Дочери Лалады. Паруса души

Ниэльм, до чрезвычайности взволнованный, не знал, радоваться ему или плакать. С одной стороны, обожаемая матушка Эллейв вернулась, а с другой — похоже, это плавание оставило на ней неизгладимые следы, и теперь она уже не та, что прежде... Ей отняли руку, как госпоже Аэльгерд. Это было пугающее известие, хотя оно и имело горьковато-будоражащий героический оттенок: теперь Эллейв стала похожа на прославленную навью-флотоводца, которую Ниэльм боготворил и чью биографию знал наизусть — как служебную, так и личную. Но Эллейв затмила её в его глазах, совершив поистине невозможное! Попасть в желудок хераупса и вырваться из его брюха живой, хоть и не совсем невредимой — уму непостижимо! Ниэльм жаждал и обнять Эллейв поскорее, и услышать во всех подробностях историю этих приключений.

В течение всего завтрака он с любопытством исподтишка поглядывал на одноглазого капитана, а когда их взоры встречались, мальчик застенчиво опускал глаза в свою тарелку. Когда трапеза закончилась, госпожа Игтрауд решила, что к Эллейв поедет не всё семейство, а, так сказать, делегация, в состав которой должна была войти она сама и Арнуг, а также Онирис и Эвельгер с Реттлингом. Все остальные встретятся с Эллейв уже дома. Но сначала госпожа Игтрауд должна была вознести богине краткую благодарственную молитву о счастливом возвращении дочери, а потому попросила подождать её буквально пятнадцать минут. Онирис с Эвельгером пошли прогуляться в сад: им о чём-то нужно было поговорить, а все остальные ожидали прибытия заказанной повозки в гостиной. Реттлинг, проведя ладонью по гладкой голове и надев шляпу, также вышел подышать воздухом, а мальчик осторожно шмыгнул следом за ним. Несколько минут он следил за ним, перебегая от куста к кусту и прячась за деревьями, а потом вдруг потерял капитана из виду. Он растерянно застыл, а в следующую секунду его подхватили сильные руки.

— Кто это у нас тут такой глазастый? Кто это меня разглядывал за столом, а? А ты знаешь, дружок, что пялиться — неприлично, м-м?

Ниэльм успел лишь сдавленно пискнуть. В первую секунду он испуганно рванулся, увидев перед собой суровое лицо со шрамами и чёрной повязкой, но Реттлинг держал его крепко и ласково.

— Ну-ну, что ты, малыш... Не бойся, — сказал он уже мягче, одной рукой прижимая Ниэльма к себе, а второй поглаживая по спине. — Я шучу, дружок. Конечно, шучу. Прости, я не расслышал твоего имени — напомнишь?

— Я... Я Ниэльм, господин корком, — пискнул мальчик.

— А-а, тот самый Ниэльм, братец госпожи Онирис и приёмный сынок Эллейв, — кивнул Реттлинг, поблёскивая своим единственным льдисто-синим глазом. — Она рассказывала о тебе. Ждал её из плавания? Соскучился?

— Очень, господин корком, — робко пробормотал Ниэльм. — А она правда побывала у хераупса в брюхе и вырвалась оттуда? Как ей это удалось?