Дочери Лалады. Паруса души

Шрамы на её лице исцелила сама Волчица. Когда глаза были возвращены в пустые глазницы изваяния, из них два месяца не переставая текла маслянистая жидкость с тонким, ни на что не похожим ароматом, и жрицы собирали её в сосуды, стараясь ни капли не потерять. Вещество это назвали слезами Волчицы, и оно оказалось чудотворным и целительным. Флакончик этого священного масла Эллейв получила из рук старшей жрицы храма сразу после награждения орденом бриллиантовой звезды; служительница сказала, что для исцеления нужно втирать слёзы Волчицы в шрамы до полного их исчезновения.

Шрамы изгладились после нескольких применений священного масла. Увы, новую руку чудотворная жидкость Эллейв подарить не могла, но от фантомных болей избавила за один раз. Во сне к Эллейв пришла синеокая дева, благодарила за возвращение глаз и предсказала, что руку ей восстановят позднее, и будет она не хуже прежней.

После двух месяцев Великого Слезотечения (так назвали это священное явление) случилось неслыханное чудо: огромная статуя Волчицы обратилась в живую деву — ту самую, что говорила с Эллейв. Она сказала, что много веков была заточена в камне, что является воплощением богини на земле, но представляет собой лишь часть её энергии. Теперь настала пора для части воссоединиться с целым. Благословив жриц и прихожан, на глазах у которых произошло чудо, дева с глазами сапфирового цвета вознеслась в небо, а на месте каменного изваяния остался огромный синий кристалл — безусловно, сапфир. Он крепко врос в каменную глыбу, так что взвесить его было невозможно, а выковыривать святыню из камня никто никогда не посмел бы. Время от времени на поверхности сапфира выступали капельки этого же самого чудотворного масла, сливались в ручейки и текли по желобку, впоследствии проделанному в каменной глыбе для его сбора. Масло с Силлегских островов прославилось по всей Нави тем, что мгновенно исцеляло раны, изглаживало рубцы и снимало боль. Приносило оно не только телесную пользу, но и помогало прозреть глазам души и приводило на путь духовного совершенствования.

Спустя несколько месяцев после Вознесения Волчицы Бооренвейг с Дланью, исторической преемницей Кебильхайма, заключили вечный мир. Бооренвейг обязывался больше не предпринимать попыток захвата Силлегских островов, а за это его паломники беспрепятственно допускались к Великому Сапфиру, который теперь находился на месте статуи. Он по-прежнему исполнял желания, но вдобавок и чудотворное масло дарил.

После года неукоснительного исполнения Бооренвейгом своих обязательств нападения хераупсов на его корабли стали реже, а спустя три года почти полностью сошли на нет. Единичные встречи случались, но уже не всегда заканчивались губительно для кораблей.

Предложение руки и сердца Онирис сделала Эвельгеру во время празднования новоселья. Они заложили новый сад: каждый член семейства посадил по молодому деревцу. Когда Онирис предложила сделать это и Эвельгеру, тот удивился:

— Но я не являюсь членом семьи...

Госпожа Игтрауд сказала ласково:

— Дорогой Эвельгер, ты — друг нашей семьи. Мы все тебя уважаем и любим! Прошу, окажи нам честь и поучаствуй в создании нового сада.

— Не смею отказать тебе, прекрасная госпожа Игтрауд, — проговорил тот, склоняясь над ей рукой в поцелуе.

Ему вручили лопату. Батюшка Гвентольф засуетился с удобрениями для посадочной ямы, Ниэльм принёс саженец, а Онирис набрала воду для полива. Чтобы не испортить траурных перчаток, Эвельгеру пришлось их снять и надеть садовые. Копал он яму под руководством батюшки Гвентольфа.

— Так, так, хорошо, — приговаривал тот. — Ещё поглубже, друг мой!

Наконец подходящая яма была готова, удобрения заложены, и Эвельгер, опустившись на колено, бережно вложил в неё саженец. Пару вёдер воды вылили в яму, Ниэльм с Онирис помогли её засыпать, деревце полили остатками воды, а в заключение приствольный круг замульчировали сухой землёй.

— Ну, вот и славно, дети мои, — подытожил батюшка Гвентольф, ласково посмотрев на Онирис и Эвельгера. — Ну, что? Жду правнуков!

Онирис он считал своей внучкой, а следовательно, её детям предстояло стать ему правнуками. Эвельгер недоуменно воззрился на пожилого господина, а тот с добродушным смешком похлопал его по плечу. Онирис, взяв руки Эвельгера в садовых перчатках в свои, сказала:

— Я не зря попросила тебя посадить деревце, дорогой мой... Я хотела бы, чтобы ты действительно стал членом нашей семьи... А именно, моим супругом. Что ты на это скажешь?

Эвельгер повёл себя очень странно. Сперва он начал беспомощно озираться по сторонам, потом сорвал с себя садовые перчатки и стремительным шагом ушёл в дом.

— Ничего, ничего, — подбодрил несколько растерявшуюся Онирис батюшка Гвентольф. — Разволновался парень чуток, бывает.

Ниэльм бросился следом за Эвельгером, а спустя пару минут появился вновь, победоносно таща его за руку. Поставив его перед Онирис, он вскричал:

— Господин Эвельгер! Немедленно скажи Онирис «да»! Сейчас же, или я на тебя рассержусь и не стану с тобой разговаривать!

К ним, посмеиваясь, подошла Эллейв.