Дочери Марса

Приглашая ее прогуляться по палубе, лейтенант Шоу, если судить по его виду, и слыхом не слыхивал об инциденте. Просто хотел поразмяться — как-никак «ревущие сороковые»[18] на подходе. Как только начнет штормить, с койки уже не слезть. Когда они вышли наверх, сияло ослепительное утро. Покрытый зыбью неспокойный океан обещал скорые неприятности. Огражденный проволокой участок для спанья медсестер был упразднен. Небольшой кусок нижней палубы, где содержались самые буйные, был предусмотрительно обтянут проволокой, чтоб неповадно было сигать в океан.

Проблема Наоми, когда она прогуливалась с Робби Шоу, была в том, что она оказалась на той стадии жизни, когда мужское общество не только выносимо, но даже больше, чем просто выносимо. Что это было — иллюзия, грозящая втянуть ее, тоскливую и утомительную рутину? Или наступление возраста, когда приходит мудрость?

Прогуливаясь с Шоу, она заметила отца Харриса. Он шел с двумя священниками по бокам — католическим в сутане и англиканским. Поскольку, и Наоми это помнила, высказывания Харриса приобрели странный пророческий характер, не приходилось удивляться, что католик и представитель англиканской церкви беседовали через его голову. Наоми почувствовала непреодолимое желание распрощаться с Шоу и броситься к ним предупредить, что они вот-вот дойдут до самого носа — до наклонного и ничем не огражденного киля. Впрочем, она знала, что клирикам несвойственно, мягко говоря, стремление к членовредительству. Шедшие чуть позади от Харриса католический пастор и англиканский священник были целиком поглощены беседой. Что уж они там обсуждали — символ веры или результаты скачек, но они были заняты разговором, да и куда им было угнаться за резко метнувшимся к перекладинам товарищем, который резво вскарабкался по ним на полированное дерево киля и бросился в пучину Индийского океана. Оба, крича, тут же кинулись к перилам, затем один побежал к трапу, ведущему на капитанский мостик. Шоу, Наоми и все остальные, кто оказался свидетелем происшествия, тоже поспешили к перилам и стали смотреть вниз.

Спрыгни Харрис с кормы, еще оставалась бы надежда развернуться и вытащить его из воды. Разумеется, капитан развернул корабль и заглушил двигатели. Тут же выставили дозорных, на палубу высыпали пассажиры — добровольцы-поисковики, спасатели, медсестры и раненые. Кому-то показалось, что среди белоснежных барашков он видит голову. Но… Нет, не было ничьей головы и быть не могло.

Все в один голос твердили о самоубийстве. Все прекрасно понимали, что, принимая во внимание слабость священника, шансы на спасение были практически равны нулю — его просто затянуло под днище, а потом разрубило винтами. Эта гипотеза просто потрясла Наоми. Уж она-то знала, что происходит, когда человек попадает под винт. И отнюдь не понаслышке.

Корабль продолжал описывать круги, но все понимали — смысла в этом никакого. Наоми взглянула на часы.

— Пора проводить вас вниз, — сказала она Робби. — Извините, но вот-вот начинается моя смена.

— Уж не думаете ли вы, что я способен совершить нечто подобное в ваше отсутствие? — чуть ли не оскорбленным тоном спросил лейтенант Шоу.

— Нет, не думаю. Уверена, что не способны.

Но Наоми настояла, чтобы он спустился. Что он мог сделать для Харриса, стоя на палубе? Спасти? Да и удар был слишком сильным, чтобы оставлять Робби Шоу наедине со своими мыслями.

Отчаянный поступок отца Харриса грозил стать звеном в цепочке. Сначала двое больных сифилисом, потом священнослужитель. Причем то, что на самоубийство решился священник, лишь доказывало допустимость сведения счетов с жизнью. И часа не прошло, как вооруженные винтовками санитары заняли посты на палубе. Как с мрачной иронией заметила Неттис, наверно, чтобы укокошить потенциального самоубийцу. Что до кормы, посчитали, что хоть чуточку внимательный санитар сумеет помешать слепому, безногому или иным образом изуродованному солдату выброситься за борт. Но и там на всякий случай выставили парочку часовых.

Вечером, когда Наоми разносила таблетки, помогавшие некоторым сохранять душевное равновесие, отделение нервных расстройств было погружено в патетическое молчание. Все взгляды были прикованы к подполковнику по фамилии Стэнуэлл. Обычно он ночи напролет сидел в гордом одиночестве и курил, но довольно часто этого офицера можно было увидеть и в библиотеке. Как и Харрис, он принимал настойку опия, но в значительно больших дозах, чем несчастный священник. Очень часто Стэнуэллу не удавалось ни сесть прямо, ни даже зажечь сигарету. Поэтому опасались, что однажды он заснет с зажженной сигаретой и сгорит заживо. Присматривать за подполковником назначили его бывшего денщика — тот устраивался в удобном кресле прямо в каюте Стэнуэлла. Наоми знала, что подполковник Стэнуэлл пользовался уважением у молодых офицеров — это было видно по их подчеркнутой предупредительности, разительно отличающейся от формальной вежливости, которую проявляли два других священника к покойному отцу Харрису.