Дочери огня

Вот и вторая! Эта, если говорить о внешности, не так хороша собой, как первая, но, по-видимому, принадлежит к более высокому сословию. Узнаю это нынче вечером. Но не кажется ли тебе удивительным, что иностранец в течение трех дней завязывает такое близкое знакомство с двумя женщинами, что одна прибегает к нему, а ко второй он отправляется сам. И что все это отнюдь не считается предосудительным. Меня предупреждали об этом, но я не верил; вот так вершатся в Вене любовные дела! Ну, и это прелестно! В Париже женщина заставит тебя страдать три месяца, таков уж установленный срок, потому-то мало у кого хватает терпения дожидаться. Здесь дело слаживается в течение трех дней, и чувствуешь с первого же дня, что женщина уступила бы и раньше, когда бы не побоялась произвести впечатление «гризетки»; ибо именно этого, судя по всему, они более всего боятся. Кстати, нет ничего более увлекательного, чем такое невинное ухаживание на спектаклях, на балах, в казино; это до такой степени здесь принято, что самым высоконравственным и в голову не придет этому удивиться; по меньшей мере три четверти женщин являются в общественные места без провожатых или ходят одни по улицам. Если вы случайно попадете на добродетельную, ваши домогательства ничуть ее не оскорбят, она станет болтать с вами, сколько душе вашей будет угодно. Всякая женщина, к которой вы подойдете, позволит взять себя под руку, проводить до дому; затем, оказавшись у дверей, в которые вы надеетесь войти, она очень мило, очень лукаво попрощается с вами, поблагодарит, что вы проводили ее, и заявит, что дома ее ждет отец либо муж. Если вы выкажете желание снова увидеть ее, она охотно сообщит вам, что завтра или послезавтра собирается быть там-то на балу или в таком-то театре. Если в театре, в самый разгар вашей беседы с женщиной, которую вы застали в одиночестве, внезапно вернется муж или любовник, ходивший проветриться в галереи или спускавшийся в кофейню, он ни капельки не удивится тому, что вы так непринужденно с ней болтаете. Он любезно вам поклонится и станет смотреть в другую сторону, очевидно, очень довольный тем, что вы на какое-то время освободили его от обязанности развлекать жену.

Я пишу тебе об этом уже и на основании собственного опыта, но более всего на основании опыта других; чем можно все это объяснить? Ведь, право же, ничего подобного я не видел даже в Италии. Все дело, думаю я, в том, что очень уж много в этом городе красивых женщин, а мужчин, которые были бы им под стать, гораздо меньше. В Париже красивые женщины — такая редкость, что они очень дорого ценятся; их лелеют, их холят, их охраняют, и вот они и начинают понимать цену своей красоте. Тут женщины не придают большого значения своей внешности, они не сознают собственного очарования, ибо здесь это такая же обыденная вещь, как красивые цветы, красивые животные, красивые птицы, в которых действительно нет ничего из ряда выходящего, если заботливо их выращивать и хорошо кормить. А благодаря плодородию этого края, жизнь здесь так легка и благополучна, что худосочных женщин просто не бывает, а следовательно, нет среди них тех уродливых созданий, каких видим мы среди наших работниц и крестьянок. Ты и представить себе не можешь, как это чудесно — на каждом шагу встречать на улицах великолепно сложенных девушек, блистающих своими свежими красками, которые даже удивляются, если обращаешь на них внимание.

Есть в этой атмосфере любви, грации, красоты нечто пьянящее — теряешь голову, испускаешь вздохи, чувствуешь себя безумно влюбленным, и притом не в одну, а во всех женщин зараз. Воздух напоен l'odor di femina^[273], его вдыхаешь, чувствуешь на расстоянии, подобно Дон Жуану. Как жаль, что сейчас не весна! Недостает соответствующего пейзажа, чтобы ощущения эти стали еще более полными. И однако в этом времени года есть свои прелести. Нынче утром я зашел в большой императорский сад, расположенный в конце города, — в нем не было ни одной живой души. Длинные аллеи заканчивались где-то вдалеке, упираясь в пленительные серо-голубые горизонты. Там, дальше, простирается огромный холмистый, перерезанный прудами парк, где полно птиц. Непогода так разворотила клумбы, что сломленные розовые кусты лежали на земле, окуная в грязь свои цветы. Вдали виднелись Пратер^[274] и Дунай; это было поистине очаровательное зрелище, несмотря на холод. Ах, понимаешь, мы ведь еще все же чертовски молоды, моложе, чем нам это кажется. Но Париж до того уродливый город и населен такими тупыми людьми, что невольно приходишь в отчаяние и перестаешь верить в мироздание, в женщин, в поэзию…