Дочки-матери

Лосев припарковался возле калитки, поискал звонок, но не нашел и толкнул калитку без предварительного оповещения. Та призывно открылась, не забыв при этом скрипнуть несмазанными петлями. Очевидно, на этот звук из-за дома выглянула пожилая женщина в растянутой футболке, бриджах и с тканевыми перчатками на руках.

– Вы к дяде Степе? – уточнила она, настороженно глядя на приближающегося Лосева.

– Да, – подтвердил тот, и лицо женщины сразу разгладилось. – А вы его племянница?

– Не, – женщина мотнула головой. – Соседка. Мне своей земли мало, вот дядя Степа и разрешает у него грядки разбивать. Ему без надобности, а я с ним урожаем потом делюсь. Ну, вы не стойте, он вас ждет уже. Там, за домом, веранда, найдете.

Лосев свернул за угол и действительно увидел просторную пристройку, едва ли не больше самого дома. Было заметно, что сделали ее не так давно: она выглядела намного моложе дома, одной стороной примыкала к нему, две другие по бокам до середины были сделаны из дерева, а вот передняя часть от пола до потолка состояла из стекла, которое раздвигалось по сторонам, превращая веранду в открытую террасу.

На веранде стоял круглый стол, накрытый белой скатертью, а на столе – ваза с полевыми цветами, большой пузатый чайник, из носика которого шел легкий дымок, и блюдо с печеньем. Рядом со столом находилось инвалидное кресло, в котором сидел абсолютно лысый старик с лицом, почти полностью покрытым пигментными пятнами. Степану Геннадьевичу уже исполнилось девяносто два, но Лосев легко мог бы накинуть ему еще десяток. Тем не менее, по телефону голос Сафронова показался ему достаточно бодрым, поэтому оставалась надежда, что в маразм Степан Геннадьевич не впал и расскажет все по существу.

– Добрый вечер! – поздоровался Лосев, привлекая к себе внимание, поскольку Сафронов смотрел в другую сторону и приближения гостя не заметил.

Услышав чужой голос, старик вздрогнул и обернулся к Лосеву.

– Ох, я так увлекся, что и не увидел вас, – повинился он. – Вы, должно быть, Алексей?

– Он самый.

– Садитесь, – Сафронов указал на стул в дальнем углу веранды. – Выпейте со мной чаю, я как раз собирался. Аннушка принесла домашнего печенья, оно у нее редко получается, но я стараюсь ее не обижать и съедаю все.

Старик задорно подмигнул ему, и Лосев расслабился. Нет, Сафронов определенно находился в здравом уме и твердой памяти.

Притащив стул, Лосев налил чаю во вторую чашку и с удовольствием сделал глоток. Чай был крепким, уже сразу с сахаром и лимоном, и только сейчас Лосев понял, как сильно устал за день. А ведь еще предстояло ехать домой. Хорошо бы, чтобы с важной информацией.

– Ну, рассказывайте, – попросил Сафронов. – Что именно вас привело ко мне, и как это связано с могилой Витеньки.

– Вообще-то я надеялся, что это вы мне расскажете, – заметил Лосев, – что за таинственная Лилия похоронена вместе с вашим сыном?

Сафронов глухо рассмеялся.

– Нет-нет, молодой человек. Я сам бывший следователь, так что ваши штучки тут не пройдут. Сначала вы мне, потом я вам.

– Боюсь, в то, что я расскажу вам, вы не поверите, – покачал головой Лосев.

– Я, знаете, прожил на этом свете немало лет, жену вот свою пережил, хотя говорят, что женщины живут дольше. Следователем сорок два года работал, всякого навидался. Так что едва ли вы найдете, чем меня удивить.

Лосев подозревал, что Сафронову захочется знать, чем вызван интерес к могиле его сына, и по дороге сюда выстроил достаточно подробную версию, не выходящую тем не менее за рамки обычного человеческого понимания. Но сейчас, сидя за столом с белой скатертью, жуя невкусное печенье, запивая приторно-сладким чаем и глядя на покрытое пигментными пятнами лицо старого следователя, он неожиданно выложил ему все как есть, ничего не перевирая и не утаивая. Сафронов слушал внимательно, не перебивал и не переспрашивал, и на лице его не появлялось того недоуменно-насмешливого выражения, которым обычно люди сопровождают истории о призраках и экстрасенсах.

– Ну что ж, спасибо вам за честность, – сказал он, когда Лосев замолчал. – Признаюсь: думал, что история будет интересной, но не подозревал, что настолько.

– Вы в нее не верите? – уточнил Лосев.

Сафронов немного помолчал, по-стариковски жамкая губами, а потом сказал:

– В моем возрасте уже почти нет вещей, в которые не веришь. А на пороге смерти даже хочется, чтобы после нее было что-то еще, чтобы с остановкой сердца твое существование в этом мире не заканчивалось. Ну что ж, слушайте теперь вы.