Таким образом, «лихие закорючки» штевней крупных «плотов» были не только гидродинамическими обтекателями, «позволяющими легко переваливать через океанские валы» [57], но еще и «парусами» довольно чувствительной тяги. Подобное могло пригодиться (особенно во времена, когда матерчатых парусов еще не существовало[76]
) прежде всего на открытых пространствах больших акваторий: океанов, морей и величайших озер.Наконец, эксперименты Хейердала показали, что реконструированным для них бунтовым судам «не страшны никакие расстояния». После четырехмесячного плавания «от республики Ирак, с заходами в Бахрейнский эмират, Оманский султанат и республику Пакистан, до недавно родившегося африканского государства Джибути» [57] команда «Тигриса» была исполнена уверенности и оптимизма: «Ввести его в док, поставить на стапель, подремонтировать, подсушить, и гуляй хоть в Австралию». Хотя сам Хейердал называл свои лодки то «копнами сена», то «горами сухой травы», он высоко оценивал их надежность, остойчивость и непотопляемость: «Планируем что угодно: где причалить, где отчалить, но совершенно не беспокоимся, способны ли плыть» [51].
В свете всего процитированного остается лишь подытожить, какие лодки, с экспериментальных позиций Тура Хейердала, изображает первобытная петроглифика Восточной пустыни на кратчайших караванных путях между красноморским побережьем и верхнеегипетской долиной Нила: «Обводы додинастических судов убедительно говорят о том, что они были мореходными. Изящно загнутые вверх корма и нос, как на “Тигрисе”, а подчас еще выше, – несомненные признаки конструкции, рассчитанной для моря. Конечно, такие суда годились и для внутреннего плавания (скажем, на том же Ниле), но первоначальные творцы этой модели думали отнюдь не о барже или плоте для перевозки грузов, животных или людей по тихой реке. Они создавали судно, с легкостью газели прыгающее через морские волны, как мы на “Тигрисе” прыгали и скользили через пенящиеся гребни» [57].
Неизбежна параллель с культовыми «прямоугольными» ладьями фараонов, внешне имитирующими папирусные «плоты»: «Строгие, совершенные обводы корабля Хеопса не вяжутся с представлением о речном судне; мастерски набранный корпус с высоким носом и кормой, казалось бы, во всем обличает морской корабль, нарочно сделанный так, чтобы переваливать через прибой и крутую волну. Конечно, это не случайно…
Образцом для корабля Хеопса послужила папирусная лодка. Именно ей были присущи характерные черты морского судна… Папирусная лодка передала свою форму деревянному кораблю, а не наоборот…
Фараон, живший на тихом берегу Нила почти 5 тысяч лет назад, построил ладью, которая выдерживала только легкую речную рябь, хотя обводам ее могли бы позавидовать лучшие мореходные нации мира. Хрупкое речное судно сделано по образцу, созданному народом с давним, большим опытом морских плаваний» [56].
Здесь важно еще раз уточнить: не только сделано, но и обожествлено. Можно, наконец, сформулировать рабочую гипотезу, контуры которой наметились в предыдущей главе: «священная» («солнечная», «миллионов лет» и т. п.) барка древнеегипетской цивилизации, мифологизированная, сакрализованная и иконизированная «на тихом Ниле», имела корпусной профиль
Возвращаясь к заключению той же главы, конкретизирую, что вычленяемые из художественного мнимого «типового многообразия» две самобытные ладейные конструкции египетской додинастики – «прямоугольная» и «серповидная» – зримо воплощают «водораздел» между, соответственно, морскими и речными судами в бассейне Нила. «Архаичнейший царь в лодке древнейшего типа» с петроглифической композиции в Вади ал-Фарас (рис. 25) изображен, как теперь позволительно утверждать, на бунтовом мореходном «плоту» или на его культовом дощатом подражании, о котором в контексте древнеегипетской религиозной обрядности писала Нэнси Дженкинс: «Ладьи, имитирующие древние челны[78]
из стеблей папируса, были по большей части обыкновенными торговыми судами[79] и лишь по мере надобности им приделывали штевни в виде связок папируса, превращая их в судно особого назначения, подобное Царской ладье… Все египтяне… нуждались хотя бы в одной лодке в виде папирусного челна[80]для паломничеств или для погребения. Те, кто не мог иметь ладью специально для этих культовых целей, очевидно, пристраивали форштевень и ахтерштевень в виде связанных пучков папируса к обыкновенной лодке и прикрепляли их точно таким же способом, как на Царской ладье» [13].