Дохлый таксидермист

Пару секунд он молчал, глядя то на него, то на Петрова, и что-то прикидывая, а потом вскочил на ноги и торопливо заговорил:

— Женя, я сейчас сбегаю до ближайшего телефона, я видел уличный, и вызову врача. С вами пока побудет Приблудный. Пожалуйста, постарайтесь дождаться, я быстро.

Петров снова кивнул в знак согласия, и Ильф, наклонившись, на секунду коснулся его руки: прощался.

Он не сказал ни слова, и Женя тоже не стал тратить на это дыхание.

Они ведь уже все сказали друг другу, еще в прошлый раз, пять лет назад. Повторять не требовалось. Да и времени не было — Ильф торопился.

Смотреть, как Иля уходит, Петров не хотел. Он повернул голову к Приблудному, отстраненно наблюдая, как тот провожает его соавтора взглядом, и снова скорчился, задыхаясь, как после долгого бега. Легкие горели, не справляясь с нагрузкой, и в воздухе совершенно не было кислорода.

Приблудный вытаращился на него, но потом вроде взял себя в руки и даже неловко потрепал Женю по плечу — в тот миг, когда наступило короткое облегчение.

— Странно, почему вы не посинели, а покраснели, — пробормотал он. — Удавленники, они же синеют.

Петров не нашелся что ответить. Он смутно помнил, что цианид работает по-другому, но как? Ему совершенно не удавалось сосредоточиться — да и ситуация, мягко говоря, не располагала к долгим беседам. К тому же Женя не был уверен, что Приблудному в принципе требуется ответ.

Ванюша протянул руку, потрогал мокрый от пота лоб Петрова тем жестом, которым обычно проверяют температуру:

— Ну, жара-то нет, — он вытер руку об штаны, — значит, оно еще ничего. Вы это, лежите, а я пойду, мне нужно к Учителю.

Женя не сразу понял, что от него хотят. Лежать? Ждать?

«Одному?»

Он не хотел оставаться один — что будет, если он опять не сможет дышать? — но Ванька уже отвернулся и побежал куда-то. Кажется, назад в дворницкую, а, может, и нет — это, конечно же, больше не имело значения. Приблудного больше не было рядом, и Ильфа тоже, и даже Распутина, будь он неладен.

Вообще никого.

Петров остался один.

* * *

21.08.1942.

г. Москва, во дворе дома по ул. Средний каретный переулок, 4.

Имя: данные изъяты.

Помню, не так давно я собирался отбиваться от дорогого начальства своим любимым ножом.

Кажется, пришла пора запастись чем-то более эффективным, потому, что после сегодняшнего фиаско он, возможно, захочет меня пристрелить. А орать уж точно будет, как ненормальный.

Потому, что у меня опять начались сложности с Евгением Петровым!

Теперь я понимаю ребят из Ростова и Ташкента. Проклятый писатель вроде ничего такого не делает, но так раздражает!

Я планировал подстеречь его в коммуналке, благо соседи обычно ничего не замечают, напроситься в комнату под предлогом «важного разговора», отвлечь чем-нибудь и оглушить.

План был рискованным. Я ни за что не решился бы проделать такой фокус с Гансом Гроссом, потому, что этот параноик избегает поворачиваться к кому-то спиной и постоянно зыркает туда-сюда своими подозрительными глазами.

Но Петров казался таким открытым, искренним и доверчивым! Совсем как обаятельный седовласый профессор Воробьев, без колебаний открывающий дверь малознакомым людям. Как говорится, хорошего человека и убивать приятно. Я думал, что с нашим писателем тоже не возникнет проблем.

Как бы не так!

Сначала выяснилось, что Петров всюду таскается со своим еврейским соавтором. Вот, в среду он поехал домой один, и чего? Стоило подняться в подъезд, как меня обогнал встрепанный Илья Ильф со словами «Женя, я ненадолго, буквально на полчаса».

На полчаса, как же!

Я подождал полчаса. Потом еще час. Дальше я торчал во дворе у Петрова просто из принципа. И что же? Когда я уезжал в час ночи, Ильф еще там сидел!

О том, как Петров уворачивается от летящих в голову кирпичей, я вообще молчу! Хотя я, конечно, не слишком старался. Заметил, что цель ходит в столовую мимо стройки, пробрался на третий этаж, скинул кирпич и понаблюдал, как писатель падает в сторону, словно при артиллерийском обстреле, и закрывает руками голову. И как Ильф потом матерится.

С ними был еще кто-то третий, он пинал упавший кирпич и вопил, что пойдет разбираться с работягами, так что я не стал там задерживаться. Заметил только, что Петров целый и невредимый: товарищи помогли ему встать и бережно отряхивают от дорожной пыли.

В следующий раз я подкараулил Петрова у кинотеатра. О том, что журналисты собрались в кино, я узнал от Ганса, который ворчал, что они, кажется, обозрели и переносят встречи из-за какой-то ерунды. В порядке поддержания разговора я спросил, какой такой фильм может быть важнее расследования, получил ответ и узнал расписание в ближайших кинотеатрах (к счастью, их в Москве не так много).