Дохлый таксидермист

Описанные симптомы, в принципе, подтверждали отравление цианистым калием. За долгую карьеру криминалиста мне удалось посмотреть и на процесс, и на результат. Оставалось только прикинуть тяжесть отравления и решить, если ли вообще смысл куда-нибудь торопиться.

— Судорог не было, — сообщил Ильф. — По крайней мере, я их не видел. Только, знаете, Ганс, я быстро ушел. Вы не подумайте, с ним остался Приблудный…

Приблудный и Распутин, кто еще? Мне очень хотелось узнать, зачем они собирались в таком составе. Но сначала, конечно, нужно было помочь Петрову.

Без судорог прогноз был оптимистичным. Про остальные симптомы вроде тошноты, рвоты и непроизвольного опорожнения кишечника я даже спрашивать не стал, они были характерны для судорожной стадии отравления и могли вообще не проявиться. К тому же Ильф не стал бы об этом молчать.

— Постарайтесь вспомнить, сколько времени прошло от первых симптомов до того, как вы побежали искать телефон.

Ильф ненадолго задумался:

— С того момента, как Женя начал жаловаться на плохое самочувствие, прошло минут двадцать, — неуверенно сказал он. — Но голова у него заболела почти сразу после пирожных. Это полчаса.

Меня сразу же заинтересовало, почему он решил, что у соавтора что-то болит, если тот на это не жаловался.

— Я же вижу.

Я быстро отметил время на листочке и усмехнулся в усы. Ильф и вправду был очень внимателен к близким, причем не только к Петрову, но и вообще ко всем, кто ему нравился. Даже ко мне. Он действительно мог заметить, что товарищу плохо.

Но, честно, лучше бы он следил за Распутиным и Приблудным!..

Впрочем, я был почти уверен, что отравленные пирожные предназначались Распутину, а Петрову просто не повезло. Пока это был самый логичный вариант. Будь я таксидермистом-сектантом, непременно включил бы Григория Распутина в свой список. И дело не только в личных симпатиях.

— Последний вопрос. Что у вас было на ужин?

— Чай с отравленными пирожными! — фыркнул Ильф. — Мы не успели поужинать. А обед пропустили потому, что писали сценарий.

В принципе, это многое объясняло. Допустим, дозу изначально рассчитывали на Распутина, но не как смертельную, а только чтобы обозначить наличие яда (ведь отравления было недостаточно: для полного соответствия жертву требовалось застрелить и утопить!). Но яд достался Петрову, причем на голодный желудок, так что подействовал сильнее…

Я задумчиво постучал карандашом по столу, пытаясь решить, что со всем этим делать и как использовать сложившуюся ситуацию на пользу расследованию.

Точнее, как подло и цинично использовать для этого Ильфа и Петрова.

Как было бы здорово, если бы рядом оказался Дзержинский! Он точно вправил бы мне мозги. Возможно, даже пинком.

— Чья это была идея? — спросил я, желая выиграть пару секунд для решения моральных дилемм. — Писать сценарий вместо обеда?

— Моя.

Вот тут я едва чуть не уронил карандаш. Мне почему-то казалось, что трапезу решил пропустить Евгений Петров. Случайно пропустил обед и ужин, случайно взял отравленное пирожное, предназначенное Распутину…

Случайно?..

А, может, не было никакой случайности? Что, если Ильф все-таки был причастен? Я сразу вспомнил свои конспирологические теории о том, что он работает на маньяка, и, если честно, почувствовал некоторое облегчение.

Возможное участие Ильфа развязывало мне руки.

— Ясно, — сказал я в трубку. — Ждите, я сейчас буду.

Ильф начал объяснять что-то про вход через сирень и помойку, но я велел ему ждать у телефона. Я не очень хорошо помнил, как пойти к дому Распутина и причем тут сирень, а телефонная будка в этом квартале была всего одна.

Я бросил трубку на рычаг, набрал справочную службу, дозвонился до той подстанции, с которой связывался Ильф, представился и обрисовал ситуацию. Дежурный подтвердил, что принимал звонок, сообщил мне время и сердито сказал, что бригада уже выехала, только что. После чего добавил, что кроме специфических антидотов они взяли с собой двух санитаров со смирительными рубашками — а то, может, там не цианистый калий, а белая горячка.

Я чертыхнулся, проглотил невысказанное предложение задержать бригаду минут на десять, и поспешил в лабораторию.

Там у меня хранилась парочка ампул амилнитрита — я держал их в специальном отделе с противоядиями к десятку-другому самых распространенных ядов. Антидоты пригождались крайне редко, потому, что обычно меня приглашали или на труп, или в больницу к недобитому потерпевшему. Но изредка оказии все же случались, поэтому я считал необходимым держать в порядке свои запасы.

Современная наука знала и более удачные схемы, чем амилнитрит и глюкоза. Но я все-таки работал следователем, а не врачом, к тому же граждане на моем участке предпочитали травить друг друга мышьяком и стрихнином. Хотя любители цианида тоже находились, в основном благодаря его популярности в литературе.