Дохлый таксидермист

Я взял две ампулы амилнитрита (глюкоза и так всегда была у меня в чемоданчике) и помчался к выходу, крикнув дежурному, что скоро вернусь. Ребята привыкли, что я постоянно на работе, и ничему не удивлялись. Их даже отравление цианидом взволновало гораздо меньше, чем можно было ожидать.

Ильф так и ждал меня у телефонной будки. Он выглядел ничуть не более обеспокоенным, чем обычно. Если во время разговора по телефону он еще как-то демонстрировал волнение, то сейчас полностью взял себя в руки.

А, может, это с самого начала была игра на публику.

Мы быстро обогнули дом и оказались в укромном закутке чуть в отдалении от подъездов. По словам Ильфа, Петров и Приблудный должны были ждать нас у входа в дворницкую.

Только Приблудный куда-то исчез, а Петров съежился у мусорного контейнера, весь в пыли, и ему уже ни до чего не было дела.

Я тут же пересмотрел свои излишне оптимистичные прогнозы и бросился щупать ему пульс.

— Где, черт возьми, Ваня? — прошипел Ильф у меня за спиной. — Я же просил!..

— Потом! Не мешайте!..

Какая разница, где носило Приблудного, когда я не был уверен, что Петров еще дышит!

Ильф замолчал. Я отпустил руку Петрова, послушал дыхание, достал из кармана ампулу амилнитрита, раздавил в платке и сунул ему под нос.

Тридцать секунд.

— Цианистый калий препятствует клеточному дыханию, — сказал я Ильфу, — человек дышит, но кислорода все равно не хватает. Если вам интересно, я потом подробнее расскажу.

Говорить было трудно, потому, что от платка воняло жуткой смесью лежалых фруктов и несвежих носков. Петров даже пришел в сознание из-за вони.

— Дышите, — сказал я, не скрывая вздох облегчения. — Это антидот. Амилнитрит. Сейчас вам станет лучше, — я бросил взгляд на часы и убрал платок подальше. — Вот, теперь нужно немного подышать обычным воздухом.

Петров проводил платок мутным взглядом. Я знал, что после амилнитрита он чувствует облегчение. Только дышать антидотом следовало не дольше тридцати секунд, дальше нужно было сделать перерыв на две-три минуты.

— Вам лучше?..

Журналист не ответил.

— Евгений Петрович?.. — я попытался привлечь его внимание, но безрезультатно.

Кажется, Петров не очень понимал, что от него хотят. Он с ужасом смотрел на своего соавтора, а когда тот решил подойти поближе, съежился, прижал руки к шее и попытался отползти.

— Ну что же вы, Женя?.. — спросил Ильф тихо и грустно.

Он стоял, сунув руки в карманы, и смотрел на своего товарища с горькой улыбкой на губах.

Я тут же забыл все расчеты — с одного взгляда.

Не знаю, было ли что-то у него в карманах — мне было достаточно этой улыбки и блестящих стекляшек пенсне.

И ужаса в глазах Петрова.

«Ну что же вы, Женя?»

«Ну что же вы, Женя, никак не умрете?»

Ильф, кажется, почувствовал мой взгляд. Он отодвинулся от Петрова, убрал с лица неуместную улыбку и негромко уточнил, какие у меня прогнозы.

Я тихо хмыкнул и разгладил усы, жалея о минутной несдержанности: теперь Ильф выглядел совершенно нормально. Даже соавтор передумал от него отползать и спокойно дышал амилнитритом с платка.

Минутное желание надеть на журналиста наручники схлынуло. То, что я видел, действительно могло быть всего лишь своеобразной реакцией на стресс. Причем, наверно, моей.

Или нет.

— Скажите что-нибудь, Ганс, — попросил Ильф, не рискуя больше приближаться к соавтору.

— Не знаю, я же не врач, — сказал я с легким раздражением.

— Я могу что-нибудь сделать?

— Не мешайте. Идите во двор, встречайте врачей, они здесь не проедут. Но сначала подайте мне чемоданчик, я хочу дать Евгению Петровичу глюкозу и еще немного амилнитрита.

Глава 17

21.08.1942.

Москва, во дворе дома по ул. Средний каретный переулок, 4.

Ганс Густав Адольф Гросс.

Врачи все еще задерживались. Вместо них появился Иван Приблудный и, кажется, сделал все, чтобы превратить мое расследование в балаган.

Он выскочил из-за кустов сирени с каким-то кульком в руках, попятился при виде нас с Ильфом, обошел мусорный бак и с ужасом уставился на Евгения Петрова.

Писатель так и лежал на тропинке. С багровым, как после бани, лицом, мокрыми от пота волосами и полуприкрытыми мутными глазами он выглядел весьма живописно, а длинные тени и клонящееся к горизонту солнце придавали месту преступления дополнительный колорит.

После второй дозы амилнитрита Петров ненадолго отключился, и я не стал его тормошить — просто следил за пульсом и дыханием. Затаскивать его в квартиру я счел нецелесообразным и ограничился тем, что повернул на правый бок на случай возможных проблем с дыханием. Которые, конечно, не заставили себя ждать. Сначала я подумал, что немного перестарался с противоядием — все-таки амилнитрит обладает высокой токсичностью — потом заподозрил у Петрова травму гортани, но для этого не было никаких предпосылок. Впрочем, я был следователем, а не врачом, так что все это оставалось на уровне теоретических рассуждений.

— Как он вообще? — взволнованно уточнил Приблудный, налюбовавшись на бедолагу Петрова. — Живой?..