Доктор Ф. и другие

— Во-во. Он тут, при Корней Корнеиче, Бог знает сколько лет, чего только не помнит. Как-нибудь порасспроси — такого наслушаешься!.. Вот тебе одна история... Время-то было не то что нынче. Еще при Самом ... И вот, стало быть, шепнули Корней Корнеичу верные люди: все, Корней, нынче ночью приедут тебя забирать. Вот с этой вот самой виллы... А у Корней Корнеича тут своя гвардия — двадцать ветеранов. Ну, товарищ маршал, не будь дурак, на чердаке четыре пулемета крестом установил, противовоздушные прожектора поставил, ветеранов там же, на чердаке, кого за пулемет, кого с винтовочкой, рассадил... Сидят, значит, ждут... Среди ночи те подъезжают. Чуть не целая рота — знают, чай, кого брать приехали. Сторожа без шума сняли, перелезли через забор... Тут-то их и приветили! Прожекторами ослепили — и давай со всех стволов жарить! Всех положили в пять минут. С тутошней стороны все потери — один ветеран, когда на чердак лез, лоб себе поцарапал о гвоздь. Ну а тех погрузили по-быстрому в грузовичок, отвезли к балке верст за десять... Только морока была потом закапывать... А ты говоришь — Бузюк!

— Целую роту?.. — одновременно и со страхом, и с восхищением проговорил Пашуня.

— А то ж? — не без гордости подтвердил майор. — Да это еще не все, ты послушай дальше... Сидят опять в обороне, ждут. Вдруг наутро — звонок из Кремля: вызывают нашего Корней Корнеича к Самому, к Хозяину, чтоб к вечеру был. Тут уж никуда не денешься. Попрощался товарищ маршал на всякий случай с семьей, но не такой он, чтобы сразу лапки кверху. Сел в свой лимузин, а позади — два таких же, только с пулеметами, наподобие тачанок... По дороге-то его с эдаким эскортом хрен возьмешь, только вот беда — в Кремль с таким сопровождением не пропустят. Дальше уж, за ворота, Корней Корнеич — один. Только узелок с собой прихватил. С узелком — ничего, пропустили...

— А в узелке что?

— Что? А вот что... Когда к Самому в кабинет вошел, он первым делом узелок развязал, а там — сухари да бельишка чистого две смены. И говорит: вот, гляди, говорит, Иосиф, как теперь к тебе твои маршалы ездят!.. Хозяин только улыбается — все-то он знает, и о том ночном деле, видать, уже наслышан, а то как же! Однако вызывает кого следует — и: Корнея моего, говорит, больше чтоб не трогали, слабаки, говорит, вы супротив него, ребята — вам же дороже выйдет... Ну а ты, говорит, Корней, ты — вот что. Завтра к тебе машину пришлю — чтобы все оружие сдал. Все, до последнего ружья... — Майор сделал интригующую паузу.

— Ну — и?.. — не выдержал лейтенант.

— Сдали, — усмехнулся майор. — Полный грузовик. Все сдали. Подчистую... — Он выдержал паузу еще более долгую, затем продолжил: — Но тот же Касьяныч мне тут сказывал: если ненароком завтра вот так вот незванно нагрянут, хоть их сколько, — минимум две недели продержимся! — И, довольный произведенным эффектом, подытожил: — А ты, Пашуня, будешь мне говорить — устав!

На какое-то время за их столиком воцарилась тишина, майор молча жевал бифштекс, а лейтенант Пашуня с трудом осмысливал только что услышанное. Потом он осторожно спросил:

— Евгень Евгеньич, а чем в этом Центре, вообще, занимаются?

Тот сразу посуровел:

— Ну вот, как дитя малое. Ты с вопросами-то такими — не особо тут! Сам не понимаешь? Спецобъект за грифом «совершенно секретно».

— Да я...

— «Да он...» — передразнил его майор. И строго добавил: — Бузюк вон тоже шибко любопытствовал, царствие ему небесное, и — сам знаешь, к чему привело? Запомни: когда (и ежели) надо — начальство скажет; а до той поры — меньше знаешь — дольше живешь.

— Да ведь я же... — попытался оправдаться Пашуня, но майор перебил его:

— Ладно, будем считать, я этого не слышал. — Некоторое время поковырявшись вилкой в тарелке, неожиданно раздобрился: — Ну его, этот Центр, к черту, — понизив голос, сказал он, — а вот что я тебе сообщу, Пашуня... Между нами, разумеется... Главное дело сейчас не там, а здесь, на вилле. Спецзадание лично президента... — Голос его упал до шепота. — Про Великую Тайну Столетий слыхал? (Именно так и было отчеканено — заглавными буквами.)

— К-какую?.. — тоже замогильным шепотом прошелестел лейтенант.

Я, насколько хватило умения, изобразил безразличие на лице, однако весь обратился в слух. Майор настороженно осмотрелся по сторонам и, почти припав к уху лейтенанта, стал нашептывать:

— Говорю ж — великую. Ей лет тыща уже, а может, и того... А тянется до сих пор. Про семнадцатую спецкомнату слыхал?.. Хотя — откуда тебе!.. Все из той же самой оперы... Я тоже всего, понятно, не знаю, но вот, слыхивал, двести лет тому назад...

Дальше до меня долетали только с трудом склеиваемые обрывки майорского шепота: