Доктор Ф. и другие

— Ага, вижу, вы начинаете понимать! — обрадовался он. — В них – само будущее рода людского, ибо оно, это будущее, не могло бы реализоваться, если бы кто-то не смог в него заглянуть. Приведу пример: что бы осталось от нас всех, если бы мудрец Ной не обладал способностью к заглядке в будущее, не сумел бы предугадать известное вам бедствие и предпринять также известные меры?.. — Увы, — тяжко вздохнул после паузы философ, — со временем человечество мельчало, мельчали, посему, и тайны, его занимавшие; так полновесный золотой дукат разменивают на нищенские медяки. Какие-то зернышки еще оставались у тамплиеров, что-то кое-как сберегли алхимики. Масонам – тем уж вовсе остались крохи. Все стало вырождаться в мирскую суету, в заурядное фокусничество. Тут и мирская наука поспешала – не ведая, так сказать, о корешках, урывала себе какие-то вершки. Но что-то, что-то, хвала Господу, все-таки удается еще сохранить! Благо, есть еще на земле места, где не одним только сиюминутным знаниям отдается должное! И, несмотря на всю мизерабельность своего нынешнего положения, я, клянусь, при всех посланных мне испытаниях, благодарен судьбе за то, что она направила меня, недостойного, именно сюда!.. — Философ замолк, переводя дух, глаза его горели каким-то нутряным заревом.

Я обвел взором неприглядный, захламленный чердак и с сомнением спросил:

— То есть, вы хотите сказать, что именно здесь хранилище неких непостижимых тайн, без которых немыслимо существование?..

Брюс подтвердил:

— Вы зрите в самый что ни есть корень! Именно так: решительно, немыслимо!

— И под этой крышей творится нечто…

Философ, однако, перебил меня:

— Минутку, мой друг! Я хотел сказать: все именно так – но, как говорится, cum grano salis,[15]  с одной лишь горьковатой grano salis! Многое утрачено с веками. Увы, ржа времени губительна и беспощадна! Суетные веяния пробрались и в сие место. Да еще прибавьте сюда печальную историю нашего отечества на протяжении последнего столетия, — многое ли тут, скажите, могло сохраниться? С печалью вынужден констатировать: почти все, чем нынче Центр занимается – досужие фокусы и более ничего! Какие-то полеты небритых личностей (быть может, вы нечто подобное наблюдали?), какие-то шаровые молнии и прочая балаганная мишура! Право же, порой совестно наблюдать! О, если бы я не знал, что есть еще нечто, никакие кандалы, видит Бог, не удержали бы меня здесь! — На миг его согбенная спина распрямилась. — Неужто вы думаете, что ради каких-то ярмарочных фокусов, детских забав философ Иван Брюс стал бы прозябать на этом недостойном чердаке, живя одной лишь крохотной надеждой, что когда-нибудь ему простятся его прегрешения молодости?!

— Однако вы сейчас говорили – есть еще нечто, — напомнил я ему.

— Именно! Именно так! — подхватил он. — Рад, что вы столь внимательны!.. И до той поры, пока это нечто не обратилось совсем в сущее ничто, я счастлив жить надеждой, что когда-нибудь стану и сам к этому прикосновенен! Собственно, из всего того, чем нынче занимается этот Центр, истинных тайн, полноправно заслуживающих столь громкого наименования, всего лишь не более как две, — но какие, Боже, какие! Вы, осмелюсь сказать, даже не представляете себе, сколь возвышенным должен быть разум, который дерзнет прикоснуться к ним!

Видимо, при этих его словах на моем лице слишком отчетливо выразилось сомнение, ибо философ спросил:

— Вы, я догадываюсь, задаетесь вопросом – кто сей величественный ум, способный посягнуть?..

— Да, — пришлось признаться, — я здесь уже не первый день, и как-то, простите, во всем окружении Корней Корнеича не обнаружил пока что никого, кто мог бы хоть в малой мере, так сказать, соответствовать…

Брюс укоризненно покачал головой:

— Ах, молодой человек, молодой человек! Вы кажетесь мне достаточно проницательным, поэтому заклинаю вас – остерегайтесь поверхностных оценок! Привычный ход рассуждений неминуемо вас подведет. Вы судите по вершине айсберга, — в основном только ее-то вы и имели удовольствие лицезреть, — оттого впали в обычнейшее заблуждение. Вероятно, вы исходите из того, что мудрость – великая награда, и маршальский мундир – для нее самое достойное одеяние. В действительности все обстоит прямо наоборот. Истинная мудрость – это тягчайшее испытание, и рубище – ее покрывало! — Философ было снова опасливо огляделся по сторонам, но решимость пересилила. — Кто такой, в сущности, наш Корней Корнеевич? — сказал он. — Администратор, не более. А «мудрый администратор» – это такая же нелепица, такой же оксюморон, как, например, «кошерный боров» или как «милосердный палач». Без администраторов (как, впрочем, и без палачей) тоже, конечно, не обойтись, но те, кто наделен истинной мудростью, не рвутся к чинам и к злату, они принимают правила игры такими, какими эти правила заданы. Когда вы, даст Бог, попадете в Центр – о, с какими подлинными титанами разума сведет вас тогда судьба! Злато им ни к чему, они знают себе истинную цену. И сильные мира сего знают, что не обойдутся без этих, пребывающих в безвестности… Ну да я несколько отвлекся. О чем бишь мы?