Доктор гад

Рофомм смотрел на неё во все глаза, а девочку снова начало клонить ко сну. В Кампусном Циркуляре были такие, как она. Они учились на отделении теории всемирных сил. Они обрекали себя на бедность, и их сразу было видно из толпы. Провидцы всегда имели заработок, достаточный для того, чтобы не умереть с голоду. Даже главный метеопредсказатель Префектуры, по слухам, получал четыреста союзных в терц, что было мало даже для гардеробщика. Жалование им не повышали из страха, что всемир расторгнет свой контракт с провидцем. Провидцы, будучи отмечены всемирным проникновением, держали себя гордо и высокомерно с другими, их мало кто жаловал. Но в институте этому посвящалась целая академическая программа, а Эдта, у которой ещё даже не сформировался почерк, видела всё и без обучения.

Рофомм вернулся туда, где Нарла разливала вино по бокалам, не вполне готовый рассказать о том, что грозит её дочери. Нарла заговорила первой:

– По правде говоря, твоя мама должна была уже вернуться. Я надеюсь, она просто задержалась.

– Где задержалась? – спросил Рофомм, принимая бокал.

– На железной дороге, – напряжённо ответила певица. – Она была там, в патриотическом отряде. Это они взорвали тракт.

Рофомм так и не нашёлся, что ответить. Он не ждал, что его мать станет участвовать в войне, но удивиться этому не смог. Пригубив вина, он поставил бокал на заваленный барахлом столик, только и сумев выдавить:

– Я тоже надеюсь, что она просто задержалась.

Нарла устала за вечер. Она улеглась на диван, вытянув ноги.

– Иди сюда, – она похлопала рядом с собой. – Садись. Тебе два года до совершеннолетия? Я пообещала взять тебя под опеку, если что-то… Да всё хорошо будет, Лирна же неубиваемая.

Рофомм, подумав немного, уселся у неё в ногах. Стало быть, опека. Нарла улыбалась, а платье её задралось, обнажив лодыжки.

– Вы тоже. Я помню, как вас ранило, – он провёл рукой по её лодыжке, – вот сюда. Мне было очень жаль вашей ноги, я боялся, что вас ранило в кость и нога больше не будет такой стройной.

– Нет, – проговорила Нарла, голос у неё сделался вибрирующим, как когда она пела. – Пуля попала в мясо. Были, конечно, проблемы, но я быстро восстановилась. – Она поднялась на локте и другой рукой пригладила волосы юноши. – Ты уже такой взрослый, Рофомм. Почти мужчина.

Он отнял её руку от своих кудрей и поднёс к губам. Завтра и здесь будет много мёртвых людей, и он всю ночь провёл, стараясь это забыть.

* * *

– Сколько ей было? – осведомился Дитр.

– Тридцать два.

– А тебе, стало быть, четырнадцать. Прибить бы за такое, – он поморщился, а Ребус пожал плечами. – Твоей сестре сейчас сколько? Посмотрел бы я на тебя, если бы к твоей сестре полез тридцатилетний…

– Это другое, она девочка, – рыкнул на него шеф-душевник. – Я ей от таких кинжал подарил, она с детства знает, куда колоть. У меня были пациенты… жертвы детоблудней, – его болезненно передёрнуло. – У нас девочкам дарят кинжал на первую кровь, но извращенцы, как известно, дожидаться не станут. Я не смогу всегда быть рядом, она должна сама уметь себя защитить. Она очень добрая, хорошенькая. Ты видел её?

– Видел. Похожа на тебя, только ты бледная гадина, а она – красавица. Не будь она в два раза младше, подумал бы, что вы близнецы.

– Крепкая порода, серебряная кровь.

В другом времени и в другой жизни у Рофомма Ребуса был брат – и тот его взаимно терпеть не мог. Он не был ему родственником по крови, вдруг понял Дитр. Зачали его не от Урномма Ребуса – такое часто случается в гралейских семьях, «наследственное разнообразие», как они это называют. Здесь же его отец, до того, как первая жена забеременела непонятно от кого, развёлся с ней ради Лирны Сиросы. Здесь же и сейчас доктор Рофомм Ребус имел любимую сестру, которая была так похожа на него и на их отца.

* * *

Наутро он обнаружил, что в захламлённой квартире что-то изменилось – в частности, пропала Нарла, которая увела дочь в образовательную детскую группу, а также расчистился один из столиков, и там стояла холодная бодрящая настойка и скудный завтрак из зачерствелого хлеба и томатного варенья. К завтраку прилагалась записка. Чтобы добраться до столика, Рофомму пришлось надеть ботинки, потому что расчистила поверхность Нарла весьма условно, просто свалив всё на пол. Стараясь не наступать на медные брошки с поломанными булавками, погнутые перьевые наконечники, дырявые веера и пустые конверты, которые она зачем-то хранила, юноша прокрался к столику. Конечно же, ему впервые дама оставляла наутро записку, потому что ранее дам у него не было, но он думал, что даже Нарла могла бы составить её чуть красноречивей.