Манекен снова не работал, но и продавщицы не было, и тут Рофомм вспомнил, что сегодня выходной. «Не завтра, – с жуткой сухостью во рту вдруг подумал он, – сегодня». Он не знал, говорить ли кому-нибудь, что где-то здесь, в столице, скоро окажется диверсионный отряд. Он бы выглядел глупо, рассказывая о том, что девочка, которая научилась определённому аспекту теории всемирных сил, вдруг увидела непонятно где (и не вполне точно, в столице ли вообще) много трупов. Его бы просто засмеяли, даже поверь они в то, что девочка действительно всемирно видит, – куча трупов в военный год, подумать только!
Джер был очень понятлив. Женщины его, похоже, не интересовали, но он всегда чувствовал, кто кому симпатичен. Джер сейчас был бы похож на паука, если б пауки умели ухмыляться.
– Ну и как тебе?
– Не понимаю, о чём ты говоришь, – холодно ответил Рофомм, поняв вдруг, насколько он щепетилен. – Сегодня патриотический вечер в игорном доме. Мне велели взять тебя с собой, потому что там будет много офицеров, – сообщил он, а Джер просиял.
Они пришли до начала программы, но почти все уже собрались. Среди гостей были только офицеры, причём не последнего ранга. Рофомм увидел, что Нарла, которая уже вышла на сцену в золотом в цвет волос платье и перчатках со стальным отливом, склонившись с помоста, беседует с самим Верлом Улдисом, который не потрудился надеть парадный мундир, а остался почти что в боевом наряде, разве только из уважения непонятно к кому повязал себе шейный платок. Улдис был из тех людей, о которых не пишут плохо даже реакционные газеты, чтобы не подорвать его боевой дух. Было объявлено, что Улдис возглавит оборону Технического Циркуляра столицы, если это, конечно, потребуется. На него возлагали большие надежды, он вселял в людей отвагу.
Рофомм вдруг подумал, что если Нарла выбирает таких мужчин, как Верл Улдис, то и он сам чего-нибудь да стоит. Джер, похоже, подумал то же самое и ткнул друга локтем, кивая в сторону знаменитого офицера с довольно понятной ухмылкой.
– Ещё хоть слово… – пригрозил Рофомм, но не успел окончить фразу, потому что к ним, расталкивая людей пузом, приближался Веллог.
– Он ещё и курит! – возмутился управляющий.
– Сегодня больше не буду, – успокоил его юноша, затушив папиросу в пепельнице. – Что у тебя с официантами, Веллог? Зачем ты напялил кафтаны на бедных южан?
Официанты сменились в полном составе. Они были высокие, со скуластыми лицами и крепкими прямыми носами. Кафтаны на них смотрелись нелепо.
– Это наши с тобой сородичи из Принципата. Сегодня в честь особого вечера дал ребятам отгул. Это очень важно для поддержания боевого духа офицеров, – Веллог погладил себя по груди, словно там были ордена, – знать, что нас поддерживает соседнее государство.
– Они не с Серебряной Черты? – удивился Рофомм.
– Нет, настоящие гралейцы из Принципата, – надулся Веллог.
– Да и на фауну Серебряной Черты они тоже не похожи, – подал голос Джер, и, прежде чем Веллог успел высказаться о том, что Джер такой мелкий, а уже явный извращенец, Рофомм заявил:
– Они и говорят-то с каким-то театральным акцентом, прям как актёры в пьесе «Два дурака, румпель и селёдка». Обвели тебя, дядя Веллог, потому что ты не видел нормальных гралейцев даже в зеркале.
– Послушай-ка меня, омм, – Веллог разъярённо ткнул юношу пальцем в грудь, – я гралеец поболее, чем ты, – на целую четверть. Не бурли мне тут, не то велю ничего крепче «одинокой горечи» тебе не наливать.
– Уж не больно-то и хочется, – пробормотал Рофомм вслед удаляющемуся Веллогу, водя пальцем по губе. Желание пить отбивало то скребущее и давящее чувство, о котором он теперь постоянно грохотал коробком. Оно мешало даже осознать, что он впервые побывал в постели с дамой, оценить, насколько ему это понравилось.
Вечер и впрямь был особенным – мало того, что Веллог притащил каких-то мошенников, так ещё и Кувалда в кои-то веки допустил, чтобы в игорный зал проникли притонные девки. Наперсниц пускали везде и всегда, а вот странных девиц, которые лезли на колени к офицерам, Кувалда был видеть не рад. Он сидел в обществе двух своих здоровяков, рядом с помостом, но в тени. Вокруг смеялись военные, и «деловой человек» явно чувствовал себя не в своей тарелке.
Джер опять завёл песню про гралейский легендариум и о том, что не знает, как телесный глаз видит обесчеловечивание.