Доктор Костолом

— Божество их. Поклонялись ему. Я не успел узнать, откуда им пришел такой жуткий облик, но как есть. И якобы даровал им Егхль источник вечной силы. В пещере было у них священное место, где висел гигантский многовековой сталактит. С него по ночам — в полнолуние с особой силой — стекала зеленоватая слизь. Люди собирали ее и использовали как добавку для еды, мазь и даже как болеутоляющее, — старик придвинул к Дане больную ногу, схватился за чашечку и небрежно ее подвигал. От щелкающего хруста Сенька в углу застонал.

— Уберите, — взмолилась Дана, — мне плохо.

— Вот вы с Сенькой нежные! Это я сейчас так хрущу. На острове после аварии ноги совсем отнялись. Неудачно приземлился, и косточки обратились в труху. Но знахарка исцелила меня за пару ночей! Вскоре зашагал на своих двоих. Милая, это поистине чудо… Жаль, не удалось продолжить лечение, поэтому со мной на всю жизнь осталась проклятая хрящевая дисфункция. Суставы иссушились так, что еще чуть — и в пыль обратятся. Каждый шаг, каждый хруст коленкой служит мне напоминанием о том, что я сделал ради…

Старик уставился на стену. Дана обернулась посмотреть, что его так заинтересовало. Ничего кроме старой паутинки с дохлым пауком не обнаружила. По щеке деда Вени прокатилась маленькая слеза.

— Что с вами?

— Ради спасения всего человечества, милая моя. И ради самого дорогого мне существа в этом мире.

Дана снова взглянула на Сеньку, на что Вениамин Львович отреагировал раскатистым смехом. Он шлепнул Дану по бедру и по-змеиному облизнулся.

— Что ты, не Сенька, вовсе нет. Мальчик способный — подумываю обучить его всему, преемником сделать. Но не о нем лялякаю. Не будем отходить от темы, милая, — старик сделал томную паузу, откашлялся и шлепнул Дану, снова по посиневшему бедру. — Одичалые эти — странные людишки, скажу я тебе. И дело не только в божестве этом. Прожил у них там пару месяцев, пока на самолете товарищи меня не спасли. Делали они из слизи наркотик особый. Устраивали ритуалы — дескать, чтобы с божеством связаться. Не знаю, с кем они там связывались, но творили мерзкие вещи. Входили в транс и, извини, милая, за детали, но сношали друг друга тут и там, во все дыры.

Старик потянулся к коленке Даны, но та машинально одернула ногу и тут же прищурилась, будто ожидая удара. Но старик ее никогда не бил, и в этот раз не стал. На его лице блеснуло подобие смущения. Только подобие. Никак иначе его эмоции назвать было нельзя. На вид вполне себе человеческие, но с какой-то неподвластной описанию фальшью. Будто и не человек это вовсе, а существо, пытающееся изображать эмоции.

— Наблюдал за ними долго, — звон в голосе у старика сменился на утробное бурчание. Говорил себе под нос, будто не хотя, а Дана и шевельнуться боялась, чтобы из-за шороха кожи о каменистую стену не прослушать, о чем щебечет доктор, — заприметил — наркотик этот обладает еще более особенными свойствами, чем слизь пещерная в чистом виде. Были у них там старейшины, на вид которым — лет тридцать пять, не больше. Младенцы необычайно крепенькими рождались, а развивались так, что в пять месяцев кое-как, но топать на своих двоих могли.

— Вы собираетесь его воссоздать? — собственный хриплый голос все больше казался Дане чужим. Ей хотелось молчать, и ежевичного пойла. От слов старика о наркотике в носу защекотало, а желудок заурчал от фантомного аромата сладкой ягоды.

— Именно так, милая! Раны их быстро заживали благодаря мази из этой пакости. Но от наркотика они становились… Они… Могли стать лучшими представителями человечества, но губили свой потенциал на загаженном островке! Вот я и подсмотрел, как готовится, но узнал не все в малейших деталях. Да и у обычных людей вещество с трудом уживается. У Борьки вон совсем мозги отшибло. Сенька еще сохранил немного мозгов, но и то порой шибко агрессивным бывает — страшно на люди водить будет, когда представится возможность.

— И как вас отпустили с наркотиком? Как сбежали?

— Я же сказал, что не долечили мне колено?

— Сказали.

— Вот и представь, милая. Вспомни, на какие жертвы шло человечество ради науки. Сколько плоти было спалено, когда в пещерах сверкнули первые искры. Сколько душ похоронено в водах под великими мостами. А сколько видов исчезло и сколько организмов отравлено мутациями ради чудес фармацевтики? Точные цифры, милая, хранятся только в самых засекреченных архивах конторы, которая и КГБ пережила, и крепостное право, и перекинется в недоступное нам с тобой будущее, став свидетельницей всевозможных смен строя и революций.

— Так что вы сделали?