Доктор Костолом

— Убил, — без промедления, подобно выстрелу ответил он. — Собрал ягод ядовитых. Мне пришлось. Ты бы знала, через что я прошел. Повсюду гнили горы трупов. В глазах ни сна, а коль удавалось вздремнуть — в голову сразу лезли их красные, кричащие рожи с выпученными глазами. Некоторые являлись мне в масках, из каждого отверстия которых бесконечными потоками лилась кровь. И младенцы. На руках матерей и отцов… Кому повезло, тоже проглотили заразу и померли вместе с родителями. Другие же до голодной смерти извивались в утыканных червями худеющих руках. Они визжали. От криков было не скрыться. Мелкие грызуны сходились на рев и обгладывали маленькие трясущиеся ножки, ручки. Вытаскивали из мертвецов иссохшие глазные яблоки. Ковырялись в ушах. А я… Хотел избавить оставшихся в живых от мучений, но не мог и приблизиться, просто не мог. А этот самолет, этот чертов самолет. Я все просчитал, тела и остыть бы не успели, как помощь должна была прибыть. Но мне пришлось просидеть три дня на острове — в окружении беспокойных душ, жаждущих моей смерти.

Вениамин Львович поднялся и похрустел в сторону выхода. Дана крепче сжала камушки в ладони, которые уже намокли от пота. Мысленно обласкала себя всеми известными ругательствами за то, что не воспользовалась случаем, не кинула грязь деду в лицо. Старик остановился, обернулся и вновь подошел к ней.

— Хоть тебе и не очень интересно, но рассказ закончу. Забрали меня на самолете. Начал работать на контору. Но эксперименты над людьми, видите ли, посчитали неэтичными — руководители конторы так сказали, те, кто всякой дряни планете нашей принесли. Организмы людей не приспособлены к развитию таких веществ. Происходили страшные мутации, подопытные становились агрессивными. Я пытался убедить их подождать, дать мне время. Но попросили перенести исследования в отдел биологического оружия. Этого они и добивались. Устроил я саботаж, уничтожил все разработки и скрылся — забрав с собой образцы. На моем рабочем месте они нашли лишь синтезированную лужицу с плавающей ДНК твоего дорогого деда Вени. Все, конечно, прикрыли, ведь эти тупоголовые потеряли единственного гения, способного закончить работу, — старик наклонился к Дане, — но ничего, я довершу задуманное. Правда, милая?

Другого шанса может не быть. Дана стиснула зубы и швырнула влажный комок грязи и камней в бородавчатое лицо старика. Он с хрустом повалился на пол и заверещал.

— Сука! Сука! Стой, зараза!

За спиной послышался мерзкий хруст, но Дана не останавливалась. Перепрыгнула через две ступеньки, бросилась к двери и почти было схватилась за ручку, как нога застряла в металлической пасти. Зубцы сомкнулись, Дана опустила глаза и, осознав увиденное, закричала.

— Вот жеж дрянь, — кряхтел старик, вытирая платком глаза, — чувствовал, что рано доверять, чувствовал! Не зря капканчик поставил, не зря. Ох, не зря.

Вениамин Львович опустил пальцы в кровавое месиво, что блестело вместо ноги, и одним нахальным щелчком освободил стопу. Дана заплакала, и слезы перемешались со смехом. Она глядела на окровавленные пальцы старика и смеялась — чем шире боль распространялась по телу, тем заразительнее хохотала, не прекращая в то же время рыдать.

Сенька вжался в угол так, что еще чуть — и провалится в стену. Вытащить голову из плеч он побоялся. Поэтому мог только слышать, как дед Веня тащит стонущую тушку и то и дело повторяет по кругу: «Ничего милая, заживет…». Рядом пахнуло ежевикой, в животе Сеньки заурчало, но так и не высунулся — потому что знал, вкуснятины не получит, а по затылку отхватит.

5

Дана запустила пальцы в локоны. Кожа головы покрылась коркой, которую постоянно тянуло поковырять. Чтобы отвлечься и что-то почувствовать помимо разрываемого внутренности отчаяния и жажды вырвать деду глаза и заставить их проглотить. Дана посмотрела на ладонь, к ней прилип клочок волос. Попыталась пригладить взъерошенные кудри и вытащила еще один кустик засаленных прутьев. Зубы застучали, а в ребрах застонала боль.

— Дружок, — Дана повернулась к Сеньке, — надо убираться отсюда. Не знаю, что ты здесь пережил с Борькой, но пора. Мне кажется, еще пару дней, и я уже больше ничего не смогу сделать. Понимаешь? Я старалась, как могла, чтобы старик убрал цепи. Он сделал это. Но считает, что я уже под контролем, — Дана взглянула на прилипшие к рукам волосы. — Не могу упустить этот, пусть и крохотный шанс.

Сенька как-то по-детски обиженно смотрел то на нее, то на дверь. И псом скулил, силясь подобрать, что ответить.

— Что же ты молчишь? Без тебя мне не справиться. Понимаю, дед Веня тебе что-то сделал, из-за чего ты так его боишься. Но надо. Если ты мне сегодня не поможешь, то боюсь, что больше мы с тобой нормально не поговорим. Потому что я вылью ежевичное пойло ему в рожу, заберу ключ и убегу. А ты должен его задержать. Если этого не сделаешь, он причинит мне такую боль, что… Некому тебя будет обнять, понимаешь?

Сенька нахмурился, окинул взглядом лестницу и кивнул.