Доктор, который любил паровозики. Воспоминания о Николае Александровиче Бернштейне

Я иногда эту историю рассказываю[143]. В 1958 году, кажется, вышло первое издание книжки «Кибернетика» Винера. Она продавалась в киоске на Физтехе, когда я бежал на лекцию. На обложке черными буквами на желтом фоне было написано «Кибернетика». Я заинтересовался, а продавщица говорит, что это новая книжка, и ею все интересуются. Купил сразу три штуки, потому что знал, что ребята в группе тоже могут захотеть. И после этого на Физтехе началось движение, начали люди говорить, что мы хотим биофизикой, кибернетикой заниматься. Появился Яков Исаевич Хургин, ученик Гельфанда, математик. Он в то время занимался радиоэлектроникой в центре Москвы, где был и есть такой Институт радиоэлектроники[144]. На Физтехе Хургин начал читать факультативный курс кибернетики и вести семинар для студентов. На нем мы штудировали, реферировали книжку «Автоматы»[145]. Я реферировал статью фон Неймана, Маккалока и Питтса про неформальные нейроны и потом докладывал – так Хургин вел семинары. Я с ним подружился. Получилось, что я затеял такое движение к кибернетике, Вадик Сафронов в нем участвовал, Вадим Максимов и др. Но ребята быстрее подсуетились, группу составили, а когда я пришел в деканат проситься в нее, то сказали, что из нашей группы и так много человек уже перевелись. Мне не повезло в этом смысле. Я был на кафедре сверхвысоких частот, это антенны космические, ферритовые и т. д., в НИИ-17 на Кутузовском проспекте[146]. И мне пришлось там делать диплом. Вообще я с детства радиолюбительством занимался и, когда где-то в седьмом классе узнал, что вышла книжка «Радиоуправляемые модели», попросил отца ее мне достать. По ней я стал делать радиоуправляемую модель. Когда я стал ее делать, то подумал, что это неинтересно – движения вверх-вниз, вправо-влево, – и придумал, что надо сделать так, чтобы корабль подъезжал к пирсу, грузил предметы, брал груз краном. Вот сколько тогда команд! Но мне не повезло тогда, потому что это было еще в Ташкенте. Когда отца из Ташкента перевели в Москву, я был в восьмом классе, и модели мои остались в Ташкенте. В Москве я уже подружился с преподавателем физики, помогал ему делать опыты, сидел, паял, делал радиосвязь. Вообще все математики были хорошие в школе. С учителями по математике и физике мне повезло. Первый, еще в четвертом классе, в 1948 году, пришел фронтовик с одной ногой, который поменял в школе все отношение к предмету естествознания. К тому же он сказал, что наука – это хорошо, но искусство тоже важно. Он притащил гипсовые фигуры, учил рисовать, видеть светотени. В прошлом москвич, он рассказывал нам в Ташкенте, как видел Маяковского. Возвращаясь назад, можно сказать, что еще в школе я заинтересовался управлением, а в Москве нас заставляли ходить на олимпиады, в МГУ на лекции, Маркушевича я помню. Физику мы учили по университетскому учебнику Фриша[147]. В общем, в 1954 году я поступил на радиофизический факультет Физтеха[148]. Три курса я проучился, а потом у меня был академический отпуск.

?

Антисоветский я был студент.

Это сейчас очень почетно.

Там было две вещи. В 1957 году в Москве был VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов.

Ну, в 1957 году было уже хорошо, Сталина не было.

Но я с 1952 года в Москве. Помню 1953 год, год смерти Сталина, но в этом смысле мне тоже повезло. У меня хоть родители были коммунистами, но они всю жизнь спорили, кто хуже – Ленин или Сталин.

При вас?

Они спорили не кто лучше, а кто хуже. В 1951 году отец видел, что я все паяю, и говорит, чего ты паяешь, и принес мне приемник, такой черный, «Нева».

Это была большая ценность. Можно было ловить.