Доктор, который любил паровозики. Воспоминания о Николае Александровиче Бернштейне

Третье отвлечение: моя сиреночка стоит в полной боевой готовности в лаборатории, с обтюратором, трубками, камертоном и даже со спиртом и ватой для вытирания трубок. Пока она еще бездействует; но сегодня, зайдя случайно в лабораторию, я увидел группу сотрудников, частью еще не видавших ее. Они стояли кучкой около сирены, она вертелась, и они все с удовольствием ее пробовали, дули, слушали и кивали головами. Эта игрушка очень всем нравится; да и правда, действует она как душенька. Вот все отступления. Итак, Meyer у меня всю траекторию промерил. Потом я заставил его прочесть все координаты. Потом пришли еще: зав. Психотехнической лабораторией д-р Graf, толстенький психиатр, ученик Крепелина, и гостящий здесь копенгагенский проф. E. Hansen. Вот я всю братию и засадил: скопировать прочитанные ряды координат и подсчитывать первые и вторые разности. И так весело было видеть, как все эти немецкие и датские дяди – профессорá и просто сотрудники – сидели и пыхтели кругом стола, точь-в-точь как у Татьяны Шевчики и ангелочки[243]. Врали, друг друга проверяли, школьничали. Сосчитали разности. Я им объяснил, как от разностей переходить к скоростям, ускорениям, усилиям, кинетической энергии и т. д.; все это понемножку, по столовой ложке, и все это заставлял подсчитывать, выводить, рисовать и т. д. Старались вовсю и так были заинтересованы, что не отпускали меня до 8 час. вечера. Meyer был изумлен, когда увидел, сколько добра содержится даже в его примитивной циллограмме. Когда получилось, что ударная скорость –13,5 м/сек., что активные усилия больше, чем тяжесть, в 8–10 раз, что кинетическая энергия молотка меняется за промежуток времени 0.2 сек. от 30 до 58 кгм, что это соответствует мощности 145 кгм/сек., то есть двум лошадиным силам, и т. д. – он только рот разевал. Одним словом – «ефект». Ну, ведь и правда же, это весело, милые ребятушки? ‹…› Спасибо еще раз за чудесные письма, спасибо и Карлушеньке за личико с «орешком»[244]; на этом общая часть письма кончается, и дальше буду отвечать всем по очереди. Доктор

Начинаю с Сергешеньки. Вступительное описание лежания на диване с «оковалком» сразу настраивает. Ясно представляю себе. Но почему он оковалок? Если это от слова «око», «oculus», «monoculus», то почему «валок»? Если же читать с конца («кола в око»), то это показывает, что Карловне манипуляции с ним не нравятся. Про поезда, модельные и настоящие, насчет «Drucksachen» и поездов[245]. ‹…› Надо сказать, что рисунки каталогов все передают верно, и в смысле формы у Мärklin большой прогресс за 22 года, но насчет деталей они остались теми, что и были: те же игрушечные пропорции колес, бандажей, расстояний между вагонами и т. д. Типоразмеры № 2 и 3 совершенно упразднены, цéны подняты, а рельсы переведены на английский фасон (по одному штифту с каждого торца прямых и кривых рельс, стрелок, скрещений и т. д.). Однако лучшие их вещи действительно славные, хотя и не «как настоящие», в отличие от Bassett-Lowke. …Насчет подвижного состава и Кельнского «зайца». Я вагонов «Rheingold» не видел. Обычные европейские вагоны описывал очень подробно в начале поездки. Упустил одну интересную деталь: в коридоре щиток с передвижной надписью: «отопление установлено на … наружной температуры» (например, 0^о – +5 ^о). Внутри этой установки можешь в каждом купе регулировать рычагом; но для интервала температур, например, – 5 до 0, само отопление будет уже налажено иначе. Топка проходит под сиденьями диванов.