Доктор, который любил паровозики. Воспоминания о Николае Александровиче Бернштейне

Расскажу еще совсем коротенько про сегодня. А то уж поздненько, первый час. Нынче с утра сладил установку. Потом ездил отдавать вчерашние пленочки проявлять, обедал, днем написал пару деловых писем, еще возился с мастерской, Мерьге письмо писал, потом занимался с Горкиным по биомеханике; потом мне весь день не могли осветительного шнура достать (в Москве бы Губарев сразу дал); потом «бебочку» запустили, потом письмо писал, в ванне мылся и опять вот пишу. Пожаловаться на мое «малописанье» трудно, правда?

‹…› Карлушенька, надо и тебе написать немножко. Получил твою открыточку и восхищен той картинностью, с какой ты описала, как бабы любуются чулками. И совсем ты не старая! Очень рад, что какао тебе нравится; не береги его для меня – у меня тут есть, а я вам из Берлина еще немножко пришлю. Пей сама – за мое здоровье и за наших отличных, чудесных баб. Какие они молодцы обе, правда? Кланяйся от меня старым Брандукам, приветствуй их. Очень надеюсь получить еще каких-нибудь фото, изображающих времяпрепровождение моей славной «Кабанихи». Ну, Карлушенька, все слава богу, и увидимся уж скоро, не скучай о сыночке! Спокойной ночи, Карлинька! Сын

Дортмунд, 22/XI

…Сегодня с утра делали первую съемку. Конечно, лампочки немножко капризничают, но в общем все хорошо. Камера на граммофонном заводе идет плавно и бесшумно. Контрольную лампочку сделали мигающую – посмотрим, что выйдет. Сейчас схожу за папиросами и письмо опустить, и пойдем проявлять. Погода яркая, и так тепло, что нельзя пальто надевать – на солнце градусов 20, вероятно! ‹…› От Шпрингера пока нет ответа, а от этого очень многое будет зависеть. Сегодня чудная летняя погода, ни одного облачка и жарко: до +12 в тени. Я гуляю без пальто и без вязанки, и все делают то же. Сегодня снял институт с разных точек зрения и спортретировал многих из сотрудников, кто мне интересен. Из просмотренных мной вчера фильмочек особенно удались портреты. Все они как живые, и вы увидите их такими, какими я видел оригиналы. Уж теперь Мергеша не скажет, что у Юры лицо как ж. Леночка прямо душенька, прямо хочется поцеловать экран. Иду бриться: сегодня лекция, а потом зван к зав. хим. лаб. Крауту [Kraut H.]. ‹…›

18:55. Ребятушки, поглядите на Доктора сейчас, ну, поглядите внимательно! Вот он сидит за столом и пишет открытку; в левой руке у него хлеб с маслом, который быстро убывает; а сам он одет в визитку с полосатыми брюками и в стоячий воротничок, негодник такой! Прочел сейчас последнюю лекцию, которая опять-таки сошла совсем благополучно. Сейчас за мной зайдет Краут, еще молодой, очень благообразный, даже красивый брюнет, с левой стороны лица совершенно исполосованный студенческими шрамами. ‹…›

22:40. Д-р вернулся из гостей от Краута, где его кормили вкусным ужином (3 блюда, каждое подавалось по 2 раза, итого 6) и разговорами о Мерклине № 1, коими увлекался когда-то Краут. Крауты живут за городом, ездил туда и назад в толстых трехосных автобусах. Сейчас Д-р сидит за своим черным письменным столом, заваленным рукописями, папками и коробочками от мятных лепешек, кои он очень любит, и сейчас сосет. Лампа под зеленым колпаком освещает его красивые руки и визитку. Темно-красная комната, фиолетовая пушистая кушетка, обеденный стол с фальшивыми фруктами в вазе, черный сервант с грудой импримешек – тонут в полумраке. Окна занавешены. Тепло. Мелодично звонят полночь часы в передней. В пепельнице с надписью «Salem-Aleikum» – остатки сигар. О чем думает этот скромный, но в то же время талантливый юноша… А думает Доктор про многое. Он думает, что вот ровно два месяца, как он уехал; что дóма он покинул не совсем безобразную и, прямо-таки, премилую жену, очень привлекательную мамашу, маленького братишку и толстую, хитрую Таньку-бестию. Думает, что еще не совсем скоро он к ним вернется; и хочется ему, и еще не хочется – еще не надышался как следует западной премудростью, не вкусил еще культурных городов, еще только и видел, что дряхлый Париж и нищий духом Дортмунд. И думает, и надеется, что его Анютушка не будет сетовать на него за оставшиеся 7 недель; он постарается теперь-то посылать кучи хороших, содержательных писем и импримешек, чтобы хорошо заполнить жизнь своих милых; он думает еще, что вот отбудет он свое послушание в Дортмундовском скиту – и тут-то только увидит настоящую Европу… Он думает, что вы и не думаете, сколько он вам еще интересного пришлет и как он вас всех любит. И стéны кругом, и весь дом… думает… думает… Доктор

22:45. ‹…› А день у меня сегодня был хороший и интересный, так что стóит отвлечься от этих странных чувствований и быть более sachlich[273], как немцы говорят…