Доктор, который любил паровозики. Воспоминания о Николае Александровиче Бернштейне

Анютушка, вот сегодня как раз месяц, что я в Дортмунде. Скоро поеду поближе к вам. Сегодня утром опять делал съемку, то есть делал ее уже сам Леманн, под моим контролем, и, к своему удивлению, установил отличный унисон сирены с камертоном (а он уверяет, что еще в школе слыл самым немузыкальным учеником). После съемки пошел с Frl. Stern, сотрудницей Леманна, переводить мою статью о зеркальной методике[301], которая будет печататься в Arbeitsphysiologie. Я диктовал ей по русскому тексту, а она писала. Потом она подправит стиль, и все будет хорошо. Мы сделали меньше чем за 2 часа 7,5 страницы машинки, то есть целую треть статьи. Сейчас пойду обедать, потом съезжу ненадолго в город, а потом буду делать опыт с Мейером по нистагму…

<Дортмунд, 5/XII>

Татьянка, скверная, сегодняшняя фотохроника превзошла все ожидания. И снимки отличные, и идея их еще лучше, и текст отличный, а всего лучше виньетки… Сейчас моя биография такая: днем после обеда делал чертежи к зеркальной статье, потом сделал с Горкиным съемку (и здесь предотъездная съемочная страда, как была в Москве), сейчас вернулся, и вот надо переодеваться, идти бриться и отправляться с визитом к Графу. Предвкушаю отъезд – буду ближе к дому и в пространстве, и по оставшемуся времени. А ваши письма, чертяки, такие уютные, что аж хочется поскорей домой!

Новую четверть-тысячу[302] начинаю по адресу одной старушки, именуемой Карловна. Она, по-видимому, плохо себе представляет, что одному сыну очень хочется ее повидать и очень ее, старой ворчуньи, недостает. Она отлично вышла на снимке в фотохронике, но еще лучше на рисунках. И мне очень-очень хочется попить с ней чайку и даже разложить пасьянс. Скучаю я и по своей жинке, но этого ей говорить не надо; наоборот, скажи, что совсем про нее забыл. Да, Карлинька, спроси Татьяну, чего это она плохо отвечает на мои вопросы – уж как давно не писала, и, в частности, какие же мне будут заказы от всяких лабораторий и будут ли 4800 марок? А из Дортмунда мне уже немножко жалко уезжать, я к нему привык, жаль чудной комнаты и спокойного комфорта. На Берлин буду смотреть как на этап, за которым поеду домой! Надо будет только закупить все необходимое. Ну, об атласе все ничего не известно, завтра опять буду советоваться с Атцлером. Целую Карлиньку и шлю ей кусочек старого Франкфурта. Сынок

А что, Карлушенька, эти домики при тебе уже были, или их после построили?[303]

Уважаемая Татьянушка, получил сегодня список заказанной аппаратуры на сумму 5669 марок и остался им недоволен. Во-1‐х, никаких сведений о том, какими суммами я буду располагать. Во-2‐х, кроме двух десятков лампочек, ничего нет по нашей лаборатории. Я допускаю, что в этой области вы предоставляете выбор мне, но тогда заявляю: 1) что я истрачу на нашу лабораторию тысячу марок, и поэтому если их всего 4800, как писали, то я урежу присланный список на 2000 марок (если меня так урезали в моих командировочных – чего же мне стесняться резать) и 2) немедленно пришли мне все материалы по ходу наших заявок, что выписывалось на нынешний год, что получено, что недополучено, что запрошено на этот год, что надо, по вашему общему мнению. Ильину скажи, а) что прошлый год Маршак привез себе кучу вещей и я своего не упущу, хоть бы Каплун меня потом убил; b) что я умелым распределением заказов сэкономлю тоже не менее 1000 марок. Доктор…

<Дортмунд, 9/XII>

Мергешенька, как живешь? Сегодня Доктор струсил, что за завтрашний день не поспеет, и принялся укладываться. И хорошо сделал, ибо это очень сложное предприятие. У меня 3 чемодана, и я сегодня набил битком все три нижних этажа; влезут ли остатки наверх – это еще вопрос. Нижний этаж парижского чемодана набит до отказа бумажным хламом: оттиски, открытки, каталоги, письма и т. д. Пять конвертов с трамвайными билетами. ‹…› Погода у нас гнусная, то есть непрерывные бури, и со вчерашнего дня и дожди похаживают. Институт весь насквозь продувает; удивительно еще, что качки пока нет. Ну, пока. Врач

Карлинька… приезд мой близится. Слава богу, укладываюсь в предпоследний раз. Уложусь через 4 недели еще раз в Берлине и айда! А у вас к этому времени все книжки будут уже читаные, старые и вам неинтересные, вещи потрепанные, чулки поштопанные, вкусности – слопанные, и вы скажете: «Что же ты, Доктор, ничего нам не привез?» Так и быть, кое-каких мелочишек привезу. Завтра последний мой день в институте; мне уж его немножко жалко: обжился малость и подружился. Сегодня бывший на съезде в Бостоне д-р Мюллер показывал мне свои американские снимки. Woolworth уже превзойден колоссальным Chrysler’ом[304]. «Бебик» мой начинает успокаиваться и отдыхать:

Мой «бебик» что-то присмирел
И, кажется, жалеет денег;
Он все на марки не смотрел –
Теперь считает каждый пфенниг.

Целую всех, жду берлинских писем. Сынок, Доктор, Врач и Коль

<Дортмунд, 10/XII>