Доктор, который любил паровозики. Воспоминания о Николае Александровиче Бернштейне

Хотите знать, что я сегодня делал, покончив с Окуневой? ‹…› Пошел сперва по своему Лейбницу до Курфюрстендамм. Хотите погулять вместе? Ну, пойдем. Leibnitz, как и прочие второстепенные улицы Charlottenburg’а, напоминает первосортные улицы довоенного Петербурга: Николаевскую, Каменноостровский севернее Большого и т. д., или лучшие улицы Василь. о-ва; впрочем, все залито асфальтом, как и весь Берлин. Большие улицы этого района (Кант, Бисмарк, Вильмерсдорф, Курфюрстен) хуже Champs d’ Elysees, но лучше всех прочих парижских улиц. Ну, надо сказать, что улицы, равной Ch. d’ Elysees… я нигде не видал (может, и есть в Австралии или Юж. Америке), а эти, т. е. Бисмарк, Вильмерсдорф и проч., которых десяток в одном Шарлоттенбурге и сотня во всем Берлине, примерно равноценны довоенному Невскому севернее гор. Думы. Это яркие широкие улицы с типично питерскими (Невский в районе Конюшенной-Морской) большими домами, блестящими магазинами и т. д., очень хорошо, но не безумно освещенные. ‹…› Я прошел по Kurfürstendamm до Platz am ZOO. Это самое яркое (в буквальном смысле) место во всем Берлине. Тут такое изобилие светорекламы всех цветов, что светло как днем. Тут самые и шикарные автомагазины, кафе и т. д. На тротуарах палаточные торговцы продают мелкие игрушки, елочные свечки, шарфы и т. п. Народу масса. Отсюда пошел по огромной, блестящей Tauentzien Str. Это одна из лучших берлинских улиц. Масса народу, улица широченная, с преизящной зеленой дорожкой посредине для трамваев. На этой улице стоит Kaufhaus d. Westens, в который я зашел и потолкался (открыт по воскресеньям)… Это не Karstadthaus (огромный и богатый, всего 2 Мосторга, но весь изящный и шикарный). ‹…› Кстати, если у вас под руками план Берлина, поезжайте от Potsdamer Platz к юго-западу, на Hauptstrasse. У самого края плана, у самой окраины почти окраины города ее пересекает Kaiser-Allee. И вот эта окраинная Hauptstrasse, соответствующая примерно нашей Стромынке, – опять такая же огромная, великолепная широченная улица… сияющая витринами и шикарными кинотеатрами. А в Париже Стромынка так и есть – Стромынка. Где я еще бродил и для разнообразия на трамваях ездил, а они быстроходнее всех прочих немецких городов, да и наших трамов, это не стóит описывать. …Затем пошел в планетарий.

Ну, у вас теперь свой есть планетарий[320], такой же точно Carl Zeiss Jena (в присланном мне институтском списке аппаратуры сказано и повторено «Zeiss und Jena»[321]), – так что нечем мне перед вами хвастаться. Но может быть, случайно, вы в своем планетарии еще не были, так я вам немножко расскажу, так и быть. Я попал на лекцию (оч. популярную). Зал планетария уставлен стульями (как аудитория), широкими и глубокими. Посередине стоит хорошо вам известная гантель, огромная, от шарика до шарика метра 3 с лишком. Стоит она 300 000 марок.

Лектор начинает с общего введения. (Лекция об астрономических гипотезах по поводу звезды волхвов – рождественская тема.) В зале, под огромным шаровым куполом темно. Лектор стоит на возвышенном пульте позади всей публики и показывает один за другим несколько диапозитивов, отбрасывая их через головы слушателей на склон купола. Но как же ему показать какое-нибудь место на экране? Чем дотянуться? А вот он проецирует диапозитив дюреровского «Поклонения волхвов», вот упоминает о звезде, нарисованной там, но по-средневековому неуклюжей и похожей на фонарь. Он должен указать на нее, иначе публика и не поймет, что это звезда. Но как же он это сделает? Бац! И на экране светлая стрелочка, тычущая как раз в звезду. У лектора на пульте маленький проекционный фонарик в шаровом суставе; он может показывать стрелочкой куда и как хочет.