Доктор, который любил паровозики. Воспоминания о Николае Александровиче Бернштейне

Что я сегодня делал? Не особенно много… Получил ваши письма и пришел в тупик от Нютиного рецепта, такого почерка я еще не видывал – ничего понять нельзя. Время пока еще есть; посылаю рецепт обратно. Если вы его сумели прочесть, перепишите срочно и пришлите; но лучше сделайте, ребятушки, так (это и к Карлуше относится): по прочтенному мною (в Нютушкиной копии) Карлушину рецепту я заключаю, что окулист попался вам плохой. А вы учтите, что я в Берлине, а не в Москве, тут не 45 сортов очковых стекол, а 4500. Меня тут засмеют с такими несолидными рецептами. Будьте такие милые, добрые, хорошие, преодолейте вашу инерцию, которая всегда на мои письма приносит мне через много-много дней отрицательный ответ («мы, Коленька, обсудили и решили…», «знаешь, пожалуй, не стóит») и т. д.; ну, преодолейте, не мучайте меня, беспомощного на таком расстоянии; ведь уж, по-видимому, пылесос проволокитили (в жизнь не прощу!!!). Съездите сейчас же к Гурвичу, объясните, что дело идет о берлинской оптике, и тотчас пришлите мне хороших два рецепта, написанные по-немецки, чтобы Optiker Ruhnke мог прочесть. Ох, господи! Сделают или не сделают? 8 дней ведь ждать. Научи, владычица! Вразуми, владычица! Коля. Я сержусь, я волнуюсь. Не буду больше вам сегодня писать. Спокойной ночи, завтра стану добрее. Ребятки, если Гурвич уехал на Рождеств. каникулы в Узкое, не пишите мне об этом, пожалуйста, с вопросом «Как теперь быть?», а пойдите сразу к Авербаху или Одинцову. Только не откладывайте. Я уж и так стараюсь поскорее тут со всем разделаться, чтобы домой ехать. А вот вы меня, пожалуй, такого сердитого, и домой не примете. Нет, я не сердитый, простите меня, ребятки. Я только волнительный, потому что я устал и на отдых мне пора. Целую вас всех, спокойной ночи. До завтра. Коля

18/XII

…Нютик мой золотенький, ты учти: у меня сейчас так сложно и хлопотно, так каждый день, почти каждый час рассчитан, так это утомительно, что мне очень-очень сейчас нужно, чтоб кругом меня были ролики, которые по возможности мне помогали бы. Поэтому выходит иногда, что я пишу недовольное письмо тебе или Татьяне; ведь письма идут туда и назад ужас как долго; пока они еще обернутся! И вот и неприятно, когда какая-нибудь заминка, задержка, из‐за пустяка. Это все равно, как когда на съемке не клеится что-нибудь. Давайте дружно все приналяжем и уж все-все кончим, и тогда я спокойно приеду… Но вот сегодня меня Татьянка опять, скверная, разволновала до смерти. Ты подумай: пишет она – ты, говорит, не смущайся, что денег только 1200 на весь институт, я и хлопотать не очень буду, – говорит, на нашу лабораторию хватит, а те как знают. Да нет, нельзя же так, когда я точно пишу, что не так. Ведь у меня тут вертится под боком гнусная «фифочка»; эта стервь уже закупила на 100 марок для своих Маршачьих дел и требует еще разных вещей. Я вокруг нее вьюсь ужом и только мечтаю, чтобы она уехала, но ведь все-таки нужно будет и для них купить там чего-нибудь, иначе она меня в Москве съест. Видите, вам всего издали не видно, а потому делайте совсем точно и быстро, что я прошу. Я уж знаю, чего прошу. И день и ночь обдумываю (вру: ночь я сплю, и очень крепко). Нужно изо всех сил жать на высылку остальных денег или по крайней мере на официальное уведомление пока, что столько-то денег будет…

Карлушенька родненькая, получил твою открытку сегодня, мне и самому не меньше хочется повидать и обнять мою хорошую старушечку. Напишу вечером подробнее, а сейчас спешу кинуть в почтовый вагон, сижу на перроне и пишу. Целую Карлиньку хорошую, будут тебе глаза новые, не бойся, только рецепт уж пришли! Сынок

Мергешенька… я, видишь, пока и книги перестал посылать, некогда. Я хочу купить у Wichmann’a[325] готовальню Richter Prazision N XVP, если имеешь что возразить – напиши, успеешь возразить. Ну, привет, я и по братишке подсоскучился! Врач

<Берлин, 19/XII>

Анютушка, сегодня ни одного письмеца из дому – ни Postlagernd, ни на дом! Сегодня было много дела, но не суетливо. …Сейчас пришло твое письмо от 15-го. Ну, уже пришло на мой домашний адрес, значит, связь установлена – слава богу! Нютик, и верно, скоро приеду, и что устал, тоже верно… Ты пишешь «не в последний ты раз за границей», а вот Карлуша всегда пишет: «Помни, что когда-то ты еще поедешь». Ну, и потом посмотрю еще, что выйдет с Тринклером. Может, ничего, а может – будет интересно. А потом атлас. А потом кимоциклокамера. Вот и не знаю. Домой хочу страсть.

Анютушка, Карлинька, Мергеша, Татьянушка! (не по предпочтению, а по алфавиту)

Карлинька, Мергеша, Татьянушка, Анютушка! (не по пристрастию, а по существу)

Мергеша, Карлуша, Танька, Анютка! (не по привязанности, а по алфавиту фамилий)

Танька, Анютка, Мергеша, Карлу-ушенька! (не по кумовству, а по порядку рождения в году)

ЗДРАВСТВУЙТЕ!