Доктор, который любил паровозики. Воспоминания о Николае Александровиче Бернштейне

С праздником, публика, хочу вам дать весточку посвежее. Поспал хорошо, скоро пора двигать в Потсдам. «Бебика» уже поднял, умыл и накормил (зарядил). Сегодня для праздника подбелило снежком, но у немцев все-таки на снег голодная норма. Т. к. у нас перепроизводство, то я бы предложил его сюда импортировать. Зато льду – искусственного – здесь очень много и он недорог. В одном магазине на Königgrätzer strasse стоит над стойкой с бутербродами большая ледяная рыба, которая в топленом помещении не тает, т. к. все время подмораживается изнутри…

<Потсдам, 25/XII>

Дорогие ребятки, приветствую вас из Потсдама. Льет страшный дождь, который мы пережидаем в Оранжерее. Потсдам не хуже Версаля. Особенно хорош Schloss Sans-Souci снаружи и Большой дворец внутри. Холодно писать. Напишу ужо вечером. Целую всех. Коля

<Берлин, 25/XII>

Анютушка и все ребятки! Сегодня от вас вестей не было; жду завтра. В 10:47 сели мы с Горкиным в Stadtbahn[345] и покатили в Потсдам. За городом Stadtbahn производит точно такое впечатление, как наш мытищинский электропоезд; я убедился, что вагоны очень похожи и обстановкой, и скоростью, так что вам будет очень легко себе представить. Потсдам отличить от Версаля может только очень опытный и привычный глаз. Это обыкновенный немецкий городок, пристроившийся сбоку у огромной территории, занятой парками, дворцами, озерами. При всей аналогии с Версалем, в Потсдаме дворцов больше. Stadtschloss соответствует Grand Palais не только ролью и внешним видом, но и местоположением относительно города и вокзала (и вокзал очень похож на Версальский). Sans-Souci расположен относительно Stadtschloss опять-таки точно так, как Grand Trianon, и очень подходит к томý по стилю. За Sans-Souci, в pendant к Petit Trianon расположены: ветряная мельница и Китайский домик. Но в Потсдаме Фридрих, которому не пришлось свергаться с престола, успел еще выстроить обширную Оранжерею и пребольшой Neues Palais. Парки огромны и очень красивы, хотя знаменитой версальской прудовой перспективы тут нет: преобладают тополя, березы и еще кто-то, зимою не разберешь. Внутри интересны все три дворца. Там больше всего превосходного рококо, но в Stadtschloss есть и хороший empire. Очень много живописи, и очень много вкуса. Сохранились: один из первых в мире роялей, на котором в присутствии Фридриха импровизировал И. С. Бах (говорят, что Бах именно у Фридриха впервые узнал и «признал» wohltemperiertes Klavier[346]). Собственная пресловутая флейта Фридриха, его рукописи и чертежи и т. д. Старик сам очень энергично планировал и сочинял все эти дворцы и парки. В общем, впечатление восхитительное, несмотря на то что снаружи была оттепель и препротивные дождь и слякоть. Судя по обильной растительности, тут должно быть очень красиво летом, а сейчас, конечно, парки оценить трудно… Собор очень нелепый: купол и 4 колокольни лондонского собора St. Paul’ а, поставленные на простой прямой куб.

Очень красив Carillon[347] на 4 колокольнях, и жалко, что его нельзя снять «бебиком»; звуки очень стройны и мелодичны, не то что фальшивое позванивание Спасской башни Кремля. Из-за дождя и мокрети «бебик» не показывал носу из норки; да и в самом деле, сюжеты эти не про него. Открытки лучше передают суть дела. ‹…› Сейчас сидел и правил корректуру Верещагина. Перевод совсем уже оказался приличный, сравнить нельзя с окуневским, но все же я его немножко почистил – такой уж я стал немец, что мне все обрусевшее в немецкой речи глаз режет. А статья сама – конфетка, передайте с моим приветом милому Н. К. Ведь правда, что он умница? Сегодня я без почты, и отвечать не на что; расскажу, что делал вечером. Неугомонный Горкин (который мне очень нравится за то, что умный) потащил меня в кино смотреть плоховатый тон-фильм о шахтерах. Ох, уж подробно и описывать неохота – лучше все рассказывать устно – вы подумайте! На обратном пути сделал несколько лишних концов по UGB, уж очень занятно: детишки с родителями возвращаются с елок, с подарками. Одни возбужденные, ракрасневшиеся, другие сонные, третьи подавленные… Жалел, что поздно и «побебить» нельзя…

<Берлин, 26/XII>

Здравствуйте, хорошие, наконец-то прошли распроклятые праздники! Для кочующего человека нет ничего отвратительнее. Вчера случайно от вас ничего не было, а сегодня почту не носят: я три дня без писем. Все закрыто, ничего достать нельзя, я уже забыл, какой вкус у моих милых апельсинов; дéла тоже никакого не сделаешь – ну, словом, завтра оживу опять…

<Берлин, 27/XII>