Доктор, который любил паровозики. Воспоминания о Николае Александровиче Бернштейне

Здравствуйте, мои хорошие, сегодня получил сразу целую стопочку писем, залежавшихся за праздники на здешней почте. ‹…› Анютонька, получил сейчас оба рецепта с твоим письмом от 24‐го и очень-очень рад, что упросил тебя сходить к Гурвичу. Во-первых, расстояние зрачков определено, и, конечно (как я и понял сразу из предыдущего письма), вы с Мерьгой не сумели правильно померить. Тут ведь нужен специалист. Карлушин рецепт совпадает с амбулаторным, а твой – нет; очень-очень хорошо вышло! Завтра все сделаю.

Карлинька, я не устаю, и только длинные ненужные праздники с их вынужденным бездействием утомили немножко. Сейчас опять все в порядке, я очень рад, что и у вас хорошо. Осталась мне в Берлине всего неделя с хвостиком, и я думаю, что все успею, что надо…

Татьянушка… купил тебе сегодня подарок, а по вкусу ли будет – не знаю: книжку Fairy-Book[348], иллюстрированную как будто тем же, что «Ветряный Петушок»[349], и очень полную книжку Nursery Rhymes[350]. Деньги я еще не получил, но, очевидно, теперь уж быстро. Хотел бы я знать, кто это засаботажил до такого позднего срока. Нет, ребятушки, «бросьте прыгать», я не приеду, конечно, ни 4-го, ни раньше. Считайте – 7-го, если не будет ничего экстраординарного… Ну, пока, надо чаю попить и ехать смотреть Hagenbeck’а. Приветствую вас от души, будьте умники, через 10 дней везите шубу. А у нас сегодня солнце весь день и выше нуля. Д-р

<Берлин, 28/XII>

Анютушка, у меня неприятность. Я сейчас вернулся домой после целого дня беготни и нашел дóма: 1) отсутствие писем от вас и 2) мой атлас с письмом от Шпрингера. Отзыв был не в пользу издания, и Шпрингер отказался издавать. Неприятность состоит главным образом в том, что он так долго держал атлас под спудом. Если бы это сделалось месяц тому назад, то я мог бы сам еще многое предпринять; а сейчас, первое дело – уезжать пора, второе дело – каникулы, все поразъехались кто куда, и сейчас никого и нигде не сыщешь. Эта штука меня совсем спутала, и я никак не соображу, что надо делать.

Запутал меня еще Штейнгаузен [Wilhelm Steinhausen]. Я ему писал уже давно, когда только приехал в Берлин, а он ответил только вчера, что будет проездом в Берлине и хочет со мной повидаться. Вчера же пришла от него телеграмма, что он приезжает вечером в 7 часов в гостиницу Excelsior, и чтобы я созвонился с ним и сообщил, где со мной можно увидеться. Я в половине восьмого позвонил в отель, там какие-то невероятно бестолковые портье уверяли, что никакой Штейнгаузен не приезжал; я рассердился и ушел с Горкиным в цирк (куда у нас накануне были взяты билеты). Штейнгаузен не звонил и ничего не давал о себе знать; я пошел тогда сегодня к нему сам. Среди всякой беготни поспел в отель «Эксцельсиор» в полпятого; портье сказал, что таковой Штейнгаузен имеется, но куда-то вышел. Я оставил визитную карточку с просьбой позвонить мне по телефону. Придя домой и застав мой бедный атлас распростертым без чувств на столе, я решил сам позвонить Штейнгаузену – повидаться и посоветоваться с ним. Звоню – отвечают «уехал из Берлина». По-моему, это все вместе, с его стороны, – свинство. В мое отсутствие он тоже не звонил, так как всех звонивших мне мои хозяева отмечают на записочке. И вот что я начинаю думать:

1) Шпрингер ни словом не обмолвился, кто был второй begutachtender[351]. 2) Штейнгаузен, которому я написал 11-го, ответил мне только 27-го. 3) Он заехал в Берлин из Грейфсвальда на один день; приехал вчера вечером, уехал сегодня вечером, и сегодня же принесли мне обратно атлас. 4) Я написал 11‐го Штейнгаузену и об атласе, и о том, что его мнение о желательности издания меня интересует; он, следовательно, и на это мне ничего не ответил; и в его вчерашнем письме ничего об атласе нет, точно я и не писал. 5) Все выглядит так, точно Штейнгаузен нарочно постарался избежать делового свидания со мной.

Из всего этого я начинаю заключать, что, может быть, он-то и давал отзыв об атласе, и отзыв дал отрицательный. Самое обидное (если это так) то, что мотивировка, цитируемая Шпрингером в письме ко мне, такая: «По сравнению с работами Брауне и Фишера данная работа только в одном пункте вносит существенно новое, и это недостаточно для того, чтобы идти на большие расходы по изданию». Вот если это Штейнгаузен отозвался, что «не ново», то это свинство после того, как он столько набрал у меня и советов, и указаний, и циклограмм для своей статьи; если же это кто-нибудь другой, то это просто глупо.