Доктор, который любил паровозики. Воспоминания о Николае Александровиче Бернштейне

Он говорил: «Половина – мамина». Семья брата не желала этого признавать. Хотя мама никогда ни на что не претендовала. Вообще у родителей, у мамы и отца, редкостное качество было – им было глубоко наплевать, какая у них мебель, какая у них посуда. У них деньги шли на книги и на путешествия. И все. Я помню, как в последнюю зиму перед войной у нас в двух шагах меховой магазин был, так туда привезли каракулевые жакеты, тогда модно было – суконная юбка и каракулевый жакет. Так отец уговаривал маму купить! Она брыкалась и не хотела. В конце концов уговорил. И у меня это было. Вокруг меня будет потоп, а я буду читать. Соседка меня ругает, что я очень много отняла у своей семьи, все время читала, вместо того чтобы заниматься домашними делами. Но это как посмотреть. Вторая моя любовь – это кошки. Всю жизнь у меня кошки были. С кошкой легче. Недавно умерла последняя, больше я не беру, не имею права. Мне скоро 80 (31 марта). Мне было 54 года, когда мы в эту квартиру въехали… Про Николая Александровича помню, как на похоронах Гельфанд сказал: «Что имеем, не храним, потерявши, плачем. Мы его при жизни не хранили, а теперь, потерявши, плачем». Еще венки помню, такие выспренние фразы были на этих венках, и только один был человеческий: «Дорогому Коле от дяди Сережи». Сережа – его родной дядя по отцу, родной брат отца – Сергей Натанович Бернштейн. Есть даже теорема Бернштейна.

Почему в работах Николая Александровича, изданных И. М. Фейгенбергом, ваш копирайт?

Так я наследница авторского права, у меня и бумага есть. После смерти отца мама была наследницей, а после маминой смерти – мы с братом. Но я жила в Москве, а брат – в Сыктывкаре, и он попросил, чтобы я на себя это взяла. Мы с братом всегда очень доверяли друг другу, и, когда были гонорары, я всегда половину ему отсылала.

А когда эти книжки издались, он еще был жив?

Нет, его уже не было. Кстати, Николай Александрович терпеть не мог преподавательскую деятельность. А я училась и преподавала.

Он давал вам советы?

Советы он не давал, но если я пропускала лекции, а потом не могла понять материал, то приходила к нему и говорила, что я не понимаю. Он, глядя в книгу, спрашивал, какое я не понимаю место, и просил прийти через полчаса.

Как в сказке.

Я приходила, и он объяснял так, что я понимала с первого раза и запоминала на всю жизнь. Но воспитатель он был фиговый. Иногда он был очень трудный в общении. Характер у него был не сахар. Одно то, что он про Павлова сказал: «Упрямый старый осел» – это так на него не похоже, вы не представляете, Верочка!

А Павлов как его назвал?

«Самонадеянный молодой щенок». Какой он был щенок, ему уже под 40 было!

Почему же так получилось?

Павлов был уже очень старый, он ему и правда, может, щенком показался.

Посмотрите на фотографию, где Бернштейн с Гурфинкелем и другими членами своей лаборатории в Институте протезирования.

Уж больно вид у него здесь грустный. А Гурфинкеля я даже не узнала.

Смолянский…

Я его помню!

Избушкина…

Я ее не помню.

Это фотография 1947 года.

У него тогда неприятностей еще не было. Может, он их предчувствовал. Мне его очень не хватает, даже больше, чем мамы. Мама на меня вообще мало внимания обращала…

Ковалева (Бернштейн) Наталия Александровна

(р. 1964, Бердянск, Украина)

Внучка Николая Александровича, дочь Александра Николаевича Бернштейна и Валентины Федоровны Бернштейн (Горпинич). В 1970 году семья переехала из Бердянска в Республику Коми АССР, в пос. Междуреченск. В 1981 году Наталия Александровна окончила Междуреченскую среднюю школу и поступила в Сыктывкарское медучилище на фельдшерско-акушерское отделение, по окончании которого в 1984 году получила распределение в Республиканский роддом г. Сыктывкара. В 1988 году переучилась на фельдшера-лаборанта и до 2002 года проработала в Центре по борьбе со СПИДом. С 2002 года – в Германии, где в настоящее время работает медицинской сестрой в доме престарелых в г. Вольфсбурге.