Доктор, который любил паровозики. Воспоминания о Николае Александровиче Бернштейне

Экспериментальные. У меня копились экспериментальные факты. Он мне рассказывал о своих взглядах, я читал его работы. И передо мной все больше и больше начинала вырисовываться громадная роль Николая Александровича в физиологии. Что это не просто интересные работы по уровню построения движений. Да, все это действительно интересно, но за этим стоит гораздо большее. За этим стоит совершенно иное представление о живом существе, и не только в области физиологии. Начиная с Декарта живое существо рассматривалось как реактивное. Что значит рефлекс, реакция? Это ответ на какие-то стимулы. Какие-то стимулы падают извне, стимулы могут быть разные, у человека они сложные, речевые, у животных – другие. Но все это ответ на стимулы. А у Бернштейна получалось, что живое существо – не только человек, а любое существо – это активное существо, у которого есть свои (здесь можно поставить различные слова) цели, потребности, желания. Эти цели могут быть различны, у человека, например, может быть желание послушать музыку Баха, а у животных может быть желание удовлетворить голод, продлить свой род, выспаться, если устал. Но это уже ответ на поступивший стимул. У меня на основании исследований в области психиатрии сложилось представление, что существует прогнозирование того, что должно быть дальше. Оно может не оправдаться, и даже очень сильно. Произошло не то, чего ждало животное, и животное погибло от этого. Но поскольку вероятностная структура среды остается прежней, такая гибель – редкий случай. И этот проигрыш, иногда даже гибель животного, – это та плата, которую вид платит за выигрыш. Вид выигрывает на этом вероятностном прогнозировании. Ругань вокруг была огромная, говорили, что это идеализм, что Фейгенберг считает, что животное получает информацию из будущего. Не из будущего, а из своей памяти о прошлом животное прогнозирует будущее. Бернштейн это все очень поддержал, охотно принял термин «вероятностное прогнозирование» и даже в какой-то работе написал, что этот термин мой[79]. Причем Николай Александрович написал о моем авторстве раньше, чем я опубликовал этот термин. Это его характеризует – не упустить первенство, указать на это.

Да, это такая аккуратность.