Долг

Славик автоматически взглянул на валявшийся у стола за скамейкой кирзовый сапог. Помощник кочегара, такой же старый и горбатый, отложил карты и бросил сапог хозяину.

То, что кочегар тут главный Славки понял сразу.

Но Сарыч рассказал по дороге, что и в городе он у них самый главный, как полковник по вашей гражданской иерархии.

За всеми смотрит.

Кочегар тем временем взял сапог и, сверля Славку своим черными гипнотизирующим взглядом бросил сапог в самый жар печи, да недалеко, да поближе к дверце, чтобы видел Славка, как мучится, корчится и гнется кожа, как плавится, рассыпаясь на красные раскаленные гвоздики подошва, и улетает унесённый потоком воздуха красный еще пепел вдаль, в печь, в гудящую от зноя трубу.

– Ну вот, – подвел итоги Кочегар, закрывая дверцу печки, – и обули Сидора.

У Славик учащенно билось сердце, то ли от жары, то ли от страха, то ли от необычно грозного начала разговора.

– Пошли.

Кочегар отбросил замасленную рваную занавеску, висящую в томном углу за двумя котлами, открыл дверь с блестящим кодовым замком и все трое оказались словно в другом мире.

Дверь была двойной, как в сейфе и здесь в чистой и прибранной комнате, обшитой красивой узорной вагонкой, было свежо, в клетке пели птички, журчал декоративный фонтанчик, откуда – то отовсюду слышалась легкая музыка, тихая, спокойная, нежная.

В комнате, где они расположились, была богатая белая мебель, диван из белой кожи, красивый белый блестящий с золотой патиной стол на вычурных греческих ножках. Нимфа из белого мрамора держала вазу, из которой свисали лианы с толстыми мясистыми зелеными листьями.

Кочегар ушел в другую комнату.

Сарыч довольный, что его пригласили в святая святых для местной пацанвы место, расхаживал по комнате, всем своим видом показывая, что он давний завсегдатай этих скрытых в котельной от посторонних глаз хоромах.

Славик, удивленно оглядываясь, сидел на краешке большого роскошного дивана, боясь, как бы длинные полы его плаща не и не испачкать нежно белую мягкую на ощупь боковину.

Вышедший через пять минут преображенный Кочегар, в белой рубашке, в теплых с белым мехом тапочках, поправив еще сырые волосы, уже не таким страшно-ржавым голосом продолжил разговор:

– Так почему долг не признаешь?

Славик, слегка волнуясь, немного сбивчиво рассказал, о том, как Макар научил их играть в «Буру» и в «Покер», что парням такая интеллектуальная игра понравилась, особенно «Покер», как они всю неделю играли, а потом Макар предложил играть на деньги. Ну согласились. Он в день всех и надул. Да так, что маминых зарплат не хватит рассчитаться, что они студенты, что они сироты, воспитываются без отцов.

Кочегар молча слушал, поглядывая то на Сарыча, то на Славика, попивая из малюсенькой чашечки крепко пахнущий черный кофе.

– Ну без отцов, это время такое. А вот Макар молодец, так салаг обуть.

Он отпил глоточек и, хитро прищурившись, спросил:

– Так какой уговор был?

– На деньги.

–Ну? Так все ясно. Договорились. Поиграли. Проиграли. Долг надо отдавать. У нас порядок такой.

Хотел Славик ответить, что это у вас такой порядок, а у нас таких порядков нет.

Но взглянув в зло поблёскивающие глаза Кочегара, передумал и вместо этого рассказал о Владике, о маме, которой надо срочно делать операцию на сердце. Ставить искусственный клапан. И что сейчас мама не ложится в больницу на операцию только из-за того, что копит деньги Владику на учебу, на дорогу, на еду. Пока в больнице будет лежать. Да и боится еще, как операция-то закончится.

– Да, -будто подумав о чем- то своем– вздохнул Кочегар. Дела сердечные – дела неважные.

– Вот что Сарыч. – встал Кочегар, – зря ты ко мне этого хипаря притащил. Не мое это дело. Макар кашу заварил, Макар пусть и расхлебывает. Ясно?

–Ясно. А как?

–Очень просто. Пусть пять парней с каждой стороны выделят. И до первой крови. Только предупреди Макара без кастетов и без ножей. Чтоб все по – честному. И тихо.

– А теперь идите, ребята, я после смены. Отдыхаю.

И бросил напоследок:

–А музыка у тебя, хипарь, паршивая.

***

Любовь Петровна, директор клуба, молодец. Завод помог ей закупить аппаратуру. Теперь не только заводской духовой оркестр играл марши на торжественных собраниях награжденным грамотами и орденами работников, не только шел во главе похоронных процессий, но и к комплекту духовых инструментов, добавились ударные, барабаны, гитары, звук усилительная аппаратура.

Появился свой официальный ВИА. И еще по веерам и ночам разрешала директор репетировать и другим неофициальным неизвестным департаменту культуры группам, но очень популярным среди заводской молодёжи.

Под записи Ramones и Sex Pistols, The Stooges, что панки выросли из «люмпен-хиппи». принципы «не продаваться», «полагаться на самого себя» (DIY – Do it yourself – «Сделай сам») и принцип «прямого действия» (direct action).

Ребята просто приходили в клуб, в отдельной комнате и репетировали. Играли. Не хулиганили. Косух и железных прибамбасов не носили. И петушиными головами людей не пугали. Но играли настоящий панк. Такой, что не всякий выдерживал. Настоящий хоррор – панк.