Долг

Так и возмужали, заматерели, состоялись и стала командовать округой эта шайка местных хулиганов из трех, четырех иногда их шести подпевал и прислужников Женьки Сарыча, безусловного авторитета и командира местной шпаны этого заводского района.

12 мая 1969 года

О Счастье можно говорить много. Можно много писать.

–А если ты не испытал его? – спросят, – значит ты не знаешь, что это такое! О чем ты будешь писать?

Какой глупый вопрос! Как это, не испытать счастья? Да вот мне 17 лет и то я знаю, что такое счастье. Не испытать счастье может лишь умственно недоразвитый человек, эмоционально тупой, но и он наверно счастлив, когда кушает. Доволен собой, жизнью. Физическое счастье и ему доступно. А кот мурлыкать? Не счастлив, а собака, встречая хозяина? Счастлива?

Как сложно это все. Жизнь человека сложна многогранна, сам человек существо сложное. И неужели среднестатистическому человеку никогда не улыбалось счастье? Да не может такого быть! Неужели жизнь не улыбалась вам никогда? Неужели жизнь не пленяла вас своей очаровательностью и прелестью. Разве это не счастье, испытывать радость за себя, за своих близких? Получать радость от своей жизни? Ведь жизнь – то у нас ой какая хорошая! Счастливая жизнь. Но, я понимаю, что, конечно, не все счастливы.

А вот тут смею утверждать, что наиболее несчастен тот человек, который гонится и гоняется за счастьем. И хочет, чтобы оно было у него вечно. А так не бывает. Счастье временно. Вот оно есть, и вот его нет.

И тут встает вопрос, а надо ли отдаваться счастью, если оно пришло, и надо ли его удерживать, и как?

Вот такие вопросы человек – гений, человек труда, который растет, самосовершенствуется, работает и живет ради других, для страны, общества, такой человек таких вопросов не задает.

Вот поэтому в моем понятии счастье – это работа, это служение людям, стране, обществу. Счастье – жить во имя человека, во имя коммунизма!

И вот если ты всю жизнь трудишься во имя близких, во имя великой цели, ты будешь счастлив всегда!

***

Единственный фонарь одиноко болтался под порывами ветра с дождем, вырывая из темноты то разбитую скамейку у подъезда, то рябистую от ливня лужу у угла дома. Так и качался, поскрипывая, скамейка – лужа, лужа-скамейка, скамейка…

– Эй, – Славик от неожиданности вздрогнул, – эй, Кудрявый.

Славик оглянулся. Темно. Никого нет.

–Сюда, сюда иди. – махнула рукой какая-то тень, прислонившаяся к двери второго подъезда.

Сердце не столько от страха, сколько от неожиданности, забилось громче дождя, и застучало где-то тонкой жилкой в левом виске.

– Сарыч? – ты что спрятался? Чего надо?

Подал руку. Поздоровались.

–Ты что спрятался?

–Дождь. Не видишь, что ли? Что я мокнуть должен. Студент, а шляешься до ночи.

–Не шляюсь, я из клуба.

–А, опять панк свой долбили что ли?

–Так, учим одну композицию.

– Музыканты брехенские. Да слушать вашу музыку невозможно, и как директор вам инструменты дает. Я б не разрешил такой херней заниматься. Инструмент, да барабаны гробить.

Сарыч, сплюнул окурок и криво усмехнулся.

–Балует она вас.

Славик пожал плечами. Он знал, не просто Сарыч зашел к нему. Не случайно. Да еще ждал тут в подъезде, в темноте, ночью, в дождь.

– Что хотел то?

– Да Макар вот что-то пожаловался на твою пацанву. Долг картежный не отдают.

Славик решил потянуть время, чтобы понять к чему клонит этот хитрый Сарыч.

– Ну и?

– Так, нехорошо это.

–А у новичков, которых только что научил в Буру, Покер, да Очко играть, недельку как научил – то. У новичков – то хорошо выигрывать такие деньги?

–Так не играйте.

– Вот и не играем больше.

– А долг? – зло прищурился Сарыч.

–А что долг? Не поднять нам его. Это у тебя денежки водятся. А мы студенты. Беднота. Да и сироты мы в большинстве.

–Сироты, говоришь? Безотцовщина, мамы одни воспитывают, говоришь? – у Сарыча заскрипели зубы, заиграли на мощных скулах желваки.

– А я кто по – твоему? Я не сирота? Я не безотцовщина? У меня мамка на двух работах работает. Не вижу я ее почти.

– Работает? – Славик тоже разозлился. – Да она у тебя пья…

И не успел договорить.

Согнулся от резкого удара в живот. Набрал воздуха. Отдышался. Не надо было этого говорить.

Мать у Сарыча лечилась в ЛТП, в Омутнинске от алкоголизма. Так и не смогла пережить этот свой первый и последний роман в жизни, так трагически завершающийся.

Не надо было, не надо было это говорить.

– Долг когда отдадите?

Дышать уже было можно.

Но не глубоко.

Славик потихоньку распрямился. Набрал воздуха медленно выдохнул. Навалился на дверь. Она ржаво заскрипела. Фонарь периодически выхватывал из темноты совсем незлое лицо Сарыча.

–Не злое, – подумалось Славику, – Ничего себе не злое. с таким «незлым» и пырнуть может.

–Ну что молчишь? Отдышался ведь уже.

–Нет, Сарыч, у нас таких денег. Не отдадим, наверное.

–Так можно не отдавать.

–Как это?

–Барыга тут один деньги хорошие дает за мельхиор.

– Это за ложки, что в 14 цехе штампуют?

–За них.

–А мы чего? Мы то причем здесь?

– Паренек нужен, худенький, как твой Димка.