Читаем Долг полностью

–Ну, барыга – то этот заводской. Он форточку изнутри оставит незакрытой. А склад – вот тут, за литейкой, у железной дороги. Не охраняется. Ни я ни Макар м не сможем, а Димка твой малюсенький. Самое то будет. Вот долг и отработаете. Макар телегу уже нашел. А барыга это на грузовике заказчику и свезет. Хорошие деньги платит.

– Не знаю, Сарыч, не наше это. Нет у нас долга никакого перед тобой. Не о чем нам говорить. А за это. За маму твою ты уж извини, не то ляпнул. Некогда мне. Пошел я. То мамка уже волнуется. Поздно.

***

Славика, как и Сарыча тоже мама одна растила. Он, как и Сарыч, тоже рос без отца. Воспитывался один. Вся семья наша – рассказывал он как-то Чешику, когда как-то вечером вся их компания прогуливалась по единственной асфальтированной улице городка. Вся семья наша я да мама. Может это объясняет некоторые стороны моего характера. Скрытность, например. Да мало ли изъянов у каждого. Вот и у меня они есть. 15 лет мы жили нормально.

Я к тому времени достаточно вырос, но в душе так и остался, человеком, не знающим жизни, наивным и доверчивым. То есть, по сути, парень вроде большой, а на самом деле – маленький, не нюхавши жизни и проблем птенец.

Это, конечно, не значит, что я умел ничего делать. Но вот материться, презирать кого-то, ненавидеть не могу. И от этого переживаю. Но не поворачивается язык плохие слова говорить.

У нас дома с мамой никогда не слыхивали мы таких слов. Ясно тебе теперь, откуда у меня некоторая отчужденность от людей, склонность к одиночеству?

Но, как говорится, любая палка о двух концах. И это позволяло мне читать книги, запоем, писать стихи. В общем, это привело меня к расцвету моих гуманитарных возможностей. Ну что усмехаешься? Думаешь восхваляю себя?

Да я не об этом. Давай о главном.

Моей маме уже много лет. 40 лет. Можно сказать, она ради меня полжизни потеряла. И я чувствую в этом свою вину. Это давит мне душу.

Тяжко чувствовать, что ты причина несчастий человека. Хотя семья ее старшей сестры нам и помогала, я часто гостил у них. Все равно воспитывать ребенка одной очень тяжело, особенно в послевоенные пятидесятые, да и потом в шестидесятые – не легче.

И поэтому я с радостью встретил мамину просьбу разрешить ей выти замуж. Ты и не представляешь, как я обрадовался. Ведь теперь и она будет счастлива, и будет жить как все вокруг муж, дети, сад. Ведь она счастлива будет, а это часть вины с меня снимает.

И еще моя особенность. В то время, как мои сверстники стесняются (а я думаю, просто боятся) спорить со взрослыми. Им трудно с ними. Не понимают они их, взрослых. То я обожаю спорить со взрослыми, говорить. Интересно мне исследовать, каков человек на самом деле, тот ли что в моем воображении, понимаешь?

Так вот, мой будущий папа оказался в общем – то хорошим человеком. Он снабженец в какой-то строительной конторе, участник войны, коммунист. Он человек принципов. А я люблю таких.

В общем, стал он к нам ездить, когда на денек, когда на два. Когда в середине недели приедет, когда в субботу. Так продолжалось месяца два. Затем они более освоились, и по выходным дням стали мы все трое ездить к нему в поселок недалеко от Слободского. А там у него дом, родители дед с бабой, старшая дочь, сын и маленький сын.

И теперь вот уже два года у меня новая семья.

Ты знаешь, – улыбнулся Славик, – когда я ехал туда первый раз, то думал, а вдруг там такая красавица, и я сразу влюблюсь, что делать тогда»? – Ах, – вздыхал я, подъезжая на автобусе к поселку:

– Если б я знал, что встречу здесь ту, единственную, завладевшую моим сердцем, я бы ехал сюда с большим удовольствием.

Чешик снисходительно улыбнулся.

–Ишь, размечтался. Мечтатель. -Та знаешь, Славик, – начал он свой рассказ. – Недавно это было, и трудно мне рассказывать. Ослеплен. Люблю. Смеешься? А ты сам любил когда – нибудь? Нет? Ну то -, то же! Эх, Славка, как я счастлив! Только лишь вспомню ее образ сердце бьется сильнее. Прямо трепыхается! Ладно, может тебе и не понять меня, но все-таки слушай.

И он снова в который раз рассказывает мне свою историю, заканчивая ее словами:

– Нет. А я вот уже наверно все. Я после Наташки уже никого не смогу полюбить, -

Славик молчал.

Эту историю Чешика знали все его друзья и товарищи. Он всегда ее рассказывал печально вздыхая.

У Чешика ревматизм подростковый обнаружили. А у папы родственники в Ленинграде. Вот и устроили его полечиться в какую там военную медицинскую академию. На целый месяц и отправили. И подружился там он С Наташей, балериной. Она старше его была на год. Но там такая дружба. Он и на спектакли ее ходил. И она всячески поддерживала и ободряла своего нового провинциального поклонника. Даже Сашка и в любви ей признался. Чему Наташа даже не удивилась. И радовалась такому вниманию.

Перейти на страницу:

Похожие книги