Долг, честь, мужество

Через час Генка уже храпел у Настасьи на диване, а пьяный Аким, обхватив ее жирное тело, плакал навзрыд:

— Годы уходят, Натка, летят псу под хвост. А я все как перст один. Ты знаешь, что я могу? Я все могу. Любого с потрохами куплю...

— Понимаю, милый Аким Акимыч, — гладила ему голову Настасья, — вы для нас...

— Не лай, — оттолкнул ее Овеченский. — Много ты смыслишь. Вот Генка мне девочку покажет, — Овеченский причмокнул губами, — роза, бутон. А я чем плох? — он выпятил грудь. — Гожусь, Настасья?

— Аким Акимыч!..

— То-то же, — Овеченский покачнулся и ухватился за шею женщины. — Спать...

На следующий вечер, устроив в «Москвиче» Акима Акимовича наблюдательный пункт, Генка с Овеченским караулили Марину.

— Идет, — указал на нее рукой Генка.

Марина села в автобус. «Москвич» последовал за ним. У парка имени Горького Марина вышла.

— Ты побудь здесь, — наказал Овеченский Генке, — покарауль машину.

Долго Аким Акимович ходил следом за Мариной, рассматривая ее со всех сторон, и убедился: Генка не преувеличивал. Наоборот, она была гораздо лучше, чем он представил ее себе после Генкиного рассказа.

Несколько раз Марина присаживалась на скамейку и незаметными движениями ступней снимала туфли. Овеченский догадался: новые, жмут. Решил сыграть на этом.

Туфли действительно испортили Марине настроение. Пробыв в парке около часа, она, чуть прихрамывая, пошла к выходу. Вдруг сзади послышался приятный баритон:

— Ну что делает промышленность с нашими прекрасными девушками! Наказание, да и только.

Марина нахмурилась. С языка у нее уже готово было сорваться обычное: «А вам-то какое дело?» Но, обернувшись, она увидела элегантно одетого мужчину, и слова застряли у нее в горле.

Генка, убедившись в том, что Овеченский уже разговаривает с Мариной, поспешил ретироваться. Оставшись один, он шел и раздумывал, как убить время, но тут, словно из-под земли, перед ним вырос Серега-Хмырь.

— Гена, где это ты обитаешь? Во как нужен, — Хмырь резанул себя ладонью по горлу. — Ты что, куш хороший сорвал? Гляди, как фраер, напетушился.

— Завязал я, Серега!

— Завязал? — набычился Хмырь. — А с Акимом гужевался на какие шиши? Настасье деньжатами кто хвалился? Бабушкино наследство из сундука достал? Забыл, как я тебя после отсидки выхаживал?

Прохожие оглядывались. Маркин заметил это и толкнул дружка в бок:

— Ты б еще у милиции встал под окнами и орал. Псих...

Зашли в сквер, сели на пустую скамейку, закурили.

— Гундосого помнишь? — спросил Хмырь.

— Вместе срок тянули, — рассматривая мыски туфель, ответил Генка.

— Наводку классную дал, — оживился Хмырь и еще долго что-то говорил шепотом.

В воскресенье Овеченский встал рано, доверху заправил бензином топливный бак и ровно в десять был на нужной улице. Марину он заметил издалека. В легком белом платье она стояла около дома и поглядывала на проезжавшие мимо автомашины. Круто развернув «Москвич», Овеченский подрулил к тротуару. Марина не спеша подошла к открытой дверце и протянула руку. Овеченский чмокнул ее в запястье и помог сесть. Дверца захлопнулась. Кабина наполнилась резким запахом «Красной Москвы». Аким Акимович поморщился: он не выносил запахов косметики, но тут же, одернув себя, улыбнулся.

До поселка добрались к обеду. Поели, не выходя из машины, и отправились к владелице дачи. Их встретила не по годам шустрая женщина с острым птичьим носом, остреньким, как морда у хорька, лицом и маслянисто-подобострастными глазами. С малых лет она только тем и занималась, что прислуживала другим, с полуслова угадывая их желания. И на этот раз старушка быстро смекнула, в чем дело, и стала думать, как бы не продешевить. Она в пояс поклонилась гостям и широко распахнула калитку.

— Милости просим!

Овеченский с Мариной начали осматривать дачу. Старушка, забегая вперед, показывала им комнаты. Особенно расхваливала она достоинства «супружеской пары».

Вечером Овеченский отвез Марину домой. Весь следующий день он пробыл на даче. С помощью хозяйки привел в порядок спальную комнату и веранду, а когда стало темнеть, снова поехал к Марине. Та решила окончательно вскружить Акиму Акимовичу голову. По ее расчетам выходило, что он как раз тот человек, о котором она столько лет мечтала. На каждую встречу он приходил в новом костюме. Марина даже сбилась со счету, сколько их у него, не то десять, не то двенадцать. А как он щедро угощает! И при этом даже ни разу не позволил себе поцеловать ее. Правда, Марине не нравилось, что у него «Москвич», а не «Волга», но она верила, что это дело легко поправимое. Она уже подумывала о том, в каком ресторане лучше отпраздновать свадьбу, кого пригласить, поэтому и решила сегодня очаровать Овеченского. Она предстала перед ним в узком темно-бордовом платье, изящная и одухотворенная. Аким даже зажмурил глаза и крякнул от удовольствия.

Итак, Марина рассчитывала связать свою судьбу с Овеченским на всю жизнь, а Аким Акимович имел в виду только очередной «сезон любви». Женитьба не входила в его планы. Вот поразвлечься с молоденькими — это была его страсть, да, пожалуй, и цель жизни.