Долг, честь, мужество

Всю ночь Элла Викентьевна не смыкала глаз, а чуть свет приехала в Москву, сняла деньги со сберкнижки и купила в ювелирном магазине несколько колец, серьги, браслет. Приобрела на первый случай такие вещи, пропажу которых муж сразу же мог бы заметить. Несколько раз она порывалась пойти в милицию с заявлением, но тут же на память приходил текст записки, и Элла Викентьевна так и не решилась на это.

Муж приехал в субботу вечером, уставший, но веселый. Он сразу же заметил перемену, происшедшую с женой, и испугался.

— Эллик, что с тобой? — и принялся целовать ее лоб, глаза, шею, приговаривая: — Заболела, моя девочка.

— Я так ужасно себя чувствовала, так волновалась за тебя! Как ты там?

Тронутый такой нежностью, Виктор Сергеевич поцеловал у жены руку.

— Немедленно, немедленно в постель! Я сам управлюсь.

Элла Викентьевна усталой походкой направилась в спальню.

Осторожно ступая, Виктор Сергеевич подкрался к двери, прислушался. Тихо. «Наверно, уснула», — подумал он и пошел в кухню. Достал из холодильника пакет сливок, поставил чайник под кран и только хотел поднести спичку к газовой горелке, как увидел на краю плиты окурок. Взял дрожащей рукой и, близоруко щурясь, прочитал: «Памир». В сердце что-то кольнуло и отпустило. Виктор Сергеевич бросил окурок в мусорный бачок. Стал есть, а в висках стучало: «Па-мир, Па-мир, Па-мир...» Так и не закончив ужин, Виктор Сергеевич прошел в столовую, не раздеваясь лег на софу и укрылся пледом. Окурок не давал ему покоя. «Какая чепуха, — мысленно убеждал он себя. — Мало ли кто мог зайти! Спрошу утром, и все сомнения рассеются. Нет, так нельзя. Спросить жену — значит выразить ей недоверие, обидеть ее. Да, но почему вдруг этот окурок заставил меня так разволноваться?»

Виктор Сергеевич стал перебирать в памяти все годы, прожитые с Эллой. Из-за нее он оставил семью, поссорился с сыновьями, с сотрудниками, которые уговаривали его не делать этот шаг. Ведь как-никак женщина моложе на двадцать с лишним лет. Но не мог Виктор Сергеевич сладить с нахлынувшими на него чувствами. Он все же развелся с женой и зарегистрировал брак с Эллой. После этого очень многое изменилось в его жизни. Если раньше жена делала все для того, чтобы он мог заниматься своей сложной работой, то теперь ему самому приходилось ухаживать за ней. Два года пролетели как сон. На третий Элла доставила мужу первое огорчение. Было это в августе. К Виктору Сергеевичу приехал на дачу молодой коллега. Мужчины долго беседовали, потом Элла послала мужа в сад за крыжовником. Когда Виктор Сергеевич собирал ягоды с куста, им вдруг овладело какое-то тревожное чувство. Он постарался побыстрее справиться с поручением жены и вернулся. А когда шел к дому, то в окно увидел, как Элла обвила руками шею гостя. Прямо с тарелкой в руках Виктор Сергеевич зашел в комнату. Коллега как ни в чем не бывало сидел, уткнувшись в журнал, а жена гремела на кухне посудой. «Что за чертовщина? Показалось. Вот глупый ревнивец», — выругал себя Виктор Сергеевич. Однако с тех пор червь сомнения грыз его сердце. Он стал внимательно приглядываться к жене, оценивать ее поступки, взвешивать каждое ее слово. Так родилось подозрение, которое переросло в недоверие. Время, на которое Виктор Сергеевич уезжал в командировки, стало для него тяжелейшим испытанием, сплошной мукой. Работа не шла на ум.

А Элла Викентьевна в отсутствие мужа развлекалась. Делала она это тонко (по крайней мере ей так казалось). Мужу демонстрировала величайшую преданность, желание угодить во всем, но, как только чувствовала, что он начинает о чем-то догадываться, — хандрила. Тогда Виктор Сергеевич просил прощения за то, что обидел свою девочку, уговаривал ее помириться, осторожно вытирал с ее щек с трудом выдавленные слезинки, осыпал поцелуями ее красивое лицо. Элла тут же пускала в ход женские чары — в этом она была непревзойденная искусница. Виктор Сергеевич таял, как лед на солнцепеке, и забывал обо всем. Но как только проходила коротенькая старческая страсть, сомнения снова возвращались. Постепенно Виктор Сергеевич окончательно поверил в то, что жена ему изменяет. Но уйти от нее, вырвать эту боль с корнями он не мог — слишком любил Эллу. За это надо было платить, и он платил сполна.

Но оставим Виктора Сергеевича наедине со своими мыслями. Пусть он думает об окурке сигареты, его еще не раз посетят подобные мысли. Да это и не удивительно: шестьдесят шесть лет... Если бы он знал, как Элла торопит его годы! Этот (третий по счету) муж, если считать все движимое и недвижимое имущество и наличность, обеспечил ей роскошную жизнь до глубокой старости.

Генка был в ударе, он вовсю старался угодить Овеченскому: то предлагал заказать блюда меню сверху донизу, то заставлял оркестр играть любимые Овеченским мелодии. Аким даже одернул его:

— Ты что это расходился? Хочешь, чтобы на нас зенки пялили?

Пили за здоровье Эллы Викентьевны до закрытия ресторана. Потом Овеченский велел Генке взять все необходимое для того, чтобы не с пустыми руками заявиться к Настасье, и они поехали.