Читаем Долг и отвага [рассказы о дипкурьерах] полностью

Как им пользоваться? На банкетах он никогда не бывал. Раздраженно подумал: «Вполне хватило бы тарелки и ложки. Ну еще вилка. Богато живут». Вспомнилась военная Москва, комнатка на Калужской улице, продовольственные карточки. «Если сейчас у Серафимы, жены, да у пятилетнего Левы („беспомощный мой худышка“) есть хлеб и маргарин — то очень хорошо… А тут прямо банкет», — произнес про себя зло и словно совестясь за выпавшее ему изобилие.

Стакан справа был слишком близко от тарелки, чуть-чуть отодвинул его. Из-за спины протянулась рука и водрузила стакан на прежнее место. «Кто же тут корректирует из-за моей спины?» Роберт! Проворный парень — успел облачиться во фрак.

На обед была рыбная закуска, потом суп из сушеного картофеля, бифштекс, консервированные специи и еще какое-то блюдо, которое вроде бы надо есть ложкой. Взял ложку. Офицер справа, худой, с жесткими черными усиками, посмотрел осуждающе. «Значит, надо было вилкой орудовать». Отвернулся от него. «А что сосед слева — тоже заметил?» Заметил! Но его добродушный взгляд говорил: «Мистер русский, не смущайтесь. В конце концов, не это главное в жизни».

После двух-трех таких обедов дипкурьеры все же освоили заморские обычаи. Они узнали, что хозяева начнут есть лишь после того, как приступит к еде гость, что встать из-за стола можно только после капитана. Хорошо еще, что помогал Роберт: он вовремя подсовывал нужную тарелку, ложку или вилку.

Узнали и о других традициях: как одеваться к завтраку, обеду — на обед являйся непременно в черном костюме, белой рубашке с галстуком бабочкой. Но ничего этого у них не было! Неловко, конечно. Тем не менее никто не намекал о черном костюме, а взгляд симпатичного доброжелательного соседа за столом (на черноусого лучше не смотреть) словно подбадривал: «Понимаем, мистер. У нас очень сложные традиции. Но в конце концов, не это главное в жизни».

«Пожалуй, мудрено, — размышлял про себя Николай, — и не только за офицерской трапезой. Метра у вас нет, километра — тоже, а вместо них — фут, отмеренный по стопе короля Джона, и ярд, равный расстоянию от кончика носа до конца среднего пальца короля Генриха I».

У моряков всегда был отличный аппетит. Это чувствовалось уже в баре, который находился перед кают-компанией. Здесь выпивали рому, виски или пива, расплачиваясь с барменом наличными. Мистер Джонсон, бравший две, а то и три порции рома, приглашал и дипкурьера отведать ароматный, крепкий напиток. Гость отказывался и, чтобы избежать новых приглашений, быстро проходил в кают-компанию. При этом неизменно встречался взглядом с королевой Елизаветой: ее портрет висел на видном месте слева от входа в кают-компанию, и Елизавета I, казалось, пристально смотрела на каждого. В нижнем углу рама и стекло разбиты: во время одного из сражений сюда попал осколок. В самый угол. Королева осталась невредимой.

— Наша покровительница! — как-то воскликнул Джонсон. Помкэп почтительно посмотрел на королеву.

С согласия ее величества мы оставили портрет таким, каким он был в день того успешного сражения.

Таким он дойдет с нами до полной победы британского королевского флота…

Обеды проходили неторопливо. Иногда возникал разговор — он касался семей, каких-то подробностей о женах, детях, о собственном самочувствии. А о том, что делается на крейсере, о войне — ни слова. «Вероятно, я еще слаб в английском? — думал Георгий. — Впрочем, уж как-нибудь разобрал бы про „war“»[43].

Молчаливей всех был командир крейсера. Правда, он поинтересовался в самый первый день, как устроились русские джентльмены, нет ли у них каких-либо просьб. Этим и ограничился.

Сегодня же он нарушил молчание и обратился к Костюченко (Николай оставался в каюте, у диппочты). Капитан сказал, что на его крейсере впервые находятся гражданские лица и что дипкурьер не просто пассажир, а представитель союзной державы. Он, конечно, не тот рядовой гражданин государства, который ничего или почти ничего не знает. Русский джентльмен безусловно имеет определенную осведомленность, разбирается в происходящих событиях.

— Мистер Костюченко, надеюсь, должным образом оценивает то, что присутствие советских дипкурьеров на корабле, идущем под флагом Великобритании, является признаком большой солидарности Англии и ее военной помощи России.

«Куда это он гнет?» — пронеслось в голове Георгия, напрягшего все внимание.

— В последнее время вы, — продолжал капитан, — нанесли Гитлеру несколько чувствительных ударов. Но война есть война. Сегодня удача у одного, завтра она переходит к другому. Вермахт все еще занимает огромные ваши территории, многие важнейшие промышленные и сырьевые базы. Он еще весьма и весьма опасен. Если удача снова улыбнется ему, выдержите ли вы новые испытания? Сколько сможет тогда продержаться Россия?

Георгий медлил. Он осмысливал сказанное, «переводил» с английского на русский. Тщательно подбирал слова для ответа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Не говори никому. Реальная история сестер, выросших с матерью-убийцей
Не говори никому. Реальная история сестер, выросших с матерью-убийцей

Бестселлер Amazon № 1, Wall Street Journal, USA Today и Washington Post.ГЛАВНЫЙ ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ТРИЛЛЕР ГОДАНесколько лет назад к писателю true-crime книг Греггу Олсену обратились три сестры Нотек, чтобы рассказать душераздирающую историю о своей матери-садистке. Всю свою жизнь они молчали о своем страшном детстве: о сценах издевательств, пыток и убийств, которые им довелось не только увидеть в родительском доме, но и пережить самим. Сестры решили рассказать публике правду: они боятся, что их мать, выйдя из тюрьмы, снова начнет убивать…Как жить с тем, что твоя собственная мать – расчетливая психопатка, которой нравится истязать своих домочадцев, порой доводя их до мучительной смерти? Каково это – годами хранить такой секрет, который не можешь рассказать никому? И как – не озлобиться, не сойти с ума и сохранить в себе способность любить и желание жить дальше? «Не говори никому» – это психологическая триллер-сага о силе человеческого духа и мощи сестринской любви перед лицом невообразимых ужасов, страха и отчаяния.Вот уже много лет сестры Сэми, Никки и Тори Нотек вздрагивают, когда слышат слово «мама» – оно напоминает им об ужасах прошлого и собственном несчастливом детстве. Почти двадцать лет они не только жили в страхе от вспышек насилия со стороны своей матери, но и становились свидетелями таких жутких сцен, забыть которые невозможно.Годами за высоким забором дома их мать, Мишель «Шелли» Нотек ежедневно подвергала их унижениям, побоям и настраивала их друг против друга. Несмотря на все пережитое, девушки не только не сломались, но укрепили узы сестринской любви. И даже когда в доме стали появляться жертвы их матери, которых Шелли планомерно доводила до мучительной смерти, а дочерей заставляла наблюдать страшные сцены истязаний, они не сошли с ума и не смирились. А только укрепили свою решимость когда-нибудь сбежать из родительского дома и рассказать свою историю людям, чтобы их мать понесла заслуженное наказание…«Преступления, совершаемые в семье за закрытой дверью, страшные и необъяснимые. Порой жертвы даже не задумываются, что можно и нужно обращаться за помощью. Эта история, которая разворачивалась на протяжении десятилетий, полна боли, унижений и зверств. Обществу пора задуматься и начать решать проблемы домашнего насилия. И как можно чаще говорить об этом». – Ирина Шихман, журналист, автор проекта «А поговорить?», амбассадор фонда «Насилию.нет»«Ошеломляющий триллер о сестринской любви, стойкости и сопротивлении». – People Magazine«Только один писатель может написать такую ужасающую историю о замалчиваемом насилии, пытках и жутких серийных убийствах с таким изяществом, чувствительностью и мастерством… Захватывающий психологический триллер. Мгновенная классика в своем жанре». – Уильям Фелпс, Amazon Book Review

Грегг Олсен

Документальная литература
Жизнь Пушкина
Жизнь Пушкина

Георгий Чулков — известный поэт и прозаик, литературный и театральный критик, издатель русского классического наследия, мемуарист — долгое время принадлежал к числу несправедливо забытых и почти вычеркнутых из литературной истории писателей предреволюционной России. Параллельно с декабристской темой в деятельности Чулкова развиваются серьезные пушкиноведческие интересы, реализуемые в десятках статей, публикаций, рецензий, посвященных Пушкину. Книгу «Жизнь Пушкина», приуроченную к столетию со дня гибели поэта, критика встретила далеко не восторженно, отмечая ее методологическое несовершенство, но тем не менее она сыграла важную роль и оказалась весьма полезной для дальнейшего развития отечественного пушкиноведения.Вступительная статья и комментарии доктора филологических наук М.В. МихайловойТекст печатается по изданию: Новый мир. 1936. № 5, 6, 8—12

Виктор Владимирович Кунин , Георгий Иванович Чулков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Литературоведение / Проза / Историческая проза / Образование и наука