Долг и отвага [рассказы о дипкурьерах]

На бритье Георгий потратил целый час.

— Ну а ты, Николай?

Тот провел рукой по подбородку. Вздохнул:

— Придется.

…Тягостно тянется время.

Ни у кого ничего нельзя узнать. Сиди жди, гадай, как там, наверху, что впереди?

Георгий выглянул в коридор. Удачно: навстречу бежал шотландец. «Спрошу у него». Роберт поравнялся с Георгием, поздоровался и, не задерживаясь, умчался дальше.

— Погоди, друг! — крикнул ему Георгий.

Матрос, не оглядываясь, помахал над головой рукой из стороны в сторону: «Некогда».

А что творится в артиллерийском отсеке? Команда, похоже, держится из последних сил. Лифты взмывают и взмывают наверх, торопя падающих от усталости людей.

Английские моряки — небывалое на флоте! — заросли щетиной. Тельняшки дымятся от пота.

В сторонке на полу, подложив пробковые спасательные пояса, спали два моряка. Один свернулся калачиком, второй — богатырь с могучей грудью — лежал на спине, закинув голову, согнув ноги в коленях (вытянуться не позволяла переборка). Маленькое серебряное распятие на цепочке свисало с шеи и покачивалось, как маятник, от бортовой качки.

Тревога не оставляла.

Георгий горько подумал: «Чем ближе к родным берегам, тем меньше шансов добраться до них».

К вечеру неожиданно запахло камбузом — принесли сразу и обед и ужин.

Снова ночь.

Николай, измученный качкой и бессонницей, лежал на койке.

…Придется ли поведать обо всем, что было и что еще будет, там, в Москве, заведующему отделом? Он всегда слушает внимательно, настраивая на неторопливый, подробный разговор. Прежде чем начать его, попросит принести три стакана чаю, достанет из ящика стола довоенную коробочку из-под леденцов (специально унес из дому, чтобы детишки не вспоминали). В коробочке несколько кусочков колотого сахара, похожего на крошечные надолбы.

— Вприкуску, как наши деды.

Отхлебнет немного кипятка.

— Ну, ребята, поехали!

— Стартовали, — добавляет Георгий.

Заведующий изредка, словно про себя, приговаривает:

— Да, да, досталось вам.

Повторится ли такая московская встреча?

Истекли восьмые (или девятые — время смешалось) сутки.

…Крейсер все разбивает огромные волны и, взмыленный от снежной пены, то зарывается в валы, то зависает на их гребнях.

— Как ты думаешь, Николай, долго ли будут преследовать наш караван фашисты?

— Увидим. Я не мастак в прогнозах. Особенно в такой обстановке…

И тут же, словно отвечая на вопрос Георгия, загрохотал главный калибр.

Однажды, когда дверь была открыта (только так можно было проветрить каюту), из артиллерийского отсека донеслось: «Нордкап!» Дипкурьеры насторожились. Нордкап — норвежский мыс. Караван проходит мимо Нордкапа? Или уже миновал его?

В памяти всплыла карта Норвегии. Ее внимательно изучали Николай и Георгий в лондонском посольстве. Норвегия казалась тесаком, древним-древним, с лезвием, изъеденным ржавчиной времени и холодными северными водами. И столько «мысов» на «тесаке»!

Нордкап где-то вверху. Выше от него, в стороне, на северо-западе, — остров Медвежий. Ставший хищным остров, кровожадным.

Ведь на Медвежьем сейчас фашистская военная база.

В сентябре минувшего года вот так же, как теперь, мимо Медвежьего пробивался караван в Мурманск. И был в караване теплоход «Сталинград». На нем находились два дипкурьера — Иван Хромов и Николай Шмаков. Теплоход торпедировала гитлеровская подводная лодка. Корабль быстро погружался. Спастись удалось лишь немногим из экипажа. Дипкурьеры до конца выполнили свой долг.

Погибли два бойца. На их место встали другие. И тоже плыли тем же опасным путем. Не раз и не два. Сейчас настал черед Зайцева и Костюченко. Георгия записали в дипломатическо-курьерскую связь сразу же после героической гибели Хромова и Шмакова. Спросил: кто же эти парни? Два крестьянских сына (Хромов — из Ивановской области, Шмаков — из Подмосковья), получили образование, были приняты в ряды Коммунистической партии. Поднимались с одной трудовой ступеньки на другую. Наконец на самую сложную, трудную и почетную в их биографии — дипкурьерскую.

На столе заведующего отделом лежали портреты погибших — официальные, для документов. Волевые подбородки, прямой, открытый взгляд. Да, такие пройдут сквозь пламя, сквозь железо, не зная страха! Официальные фотокарточки… Но на них ощущалось обаяние Ивана и Николая. Казалось, вот-вот они улыбнутся — широко, дружески, сердечно.

…И вот Костюченко и Зайцев на том же маршруте, каким плыли Хромов и Шмаков.

Понимали: диппочта — дело срочное, если везти ее в Москву кружным путем через Африку, Ближний Восток, уйдет с полгода. Да и много ли втащишь в чужой военный самолет, который почти всегда загружен до предела! Пришлось бы распределить диппочту на несколько рейсов.

Война торопит! Она бьет тех, кто замешкается, промедлит. Надо быстрее! Риск? Конечно. А кто в такое время не рискует?