Я сказал, что бывший заместитель министра обороны Джон Хэмр слышал от Пола Волкера[81]
, будто Обама собирается финансировать оборону довольно щедро в первые два года, но затем топор, как говорится, упадет (пророческие слова, как оказалось). Следовательно, мне нужно активнее участвовать в обсуждении бюджета и в совещаниях по поводу конкретных военных программ. В частности, нужно добиться того, чтобы в столь важных вопросах, как закупки истребителя F-22 и грузового самолета C-17, окончательное решение оставалось за мной. И чтобы министры родов войск, фигурально выражаясь, носили две шляпы – исполняли свои традиционные обязанности защитников конкретного рода войск, но помнили при этом, что работают на меня и президента, а значит, должны поддерживать шаги на благо министерства и страны в целом, не увлекаясь привычным корпоративным лоббизмом. Я сказал, что, как мне кажется, наши цели в Афганистане «чересчур амбициозны». Я предложил сфокусироваться на приведении к власти правительства, которое не допустит, чтобы «Аль-Каида» и прочие террористы вновь напали на нас из своих безопасных убежищ на территории Афганистана; грандиозные же планы по национально-государственному строительству и развитию надо воспринимать как долгосрочную перспективу. Мы должны сосредоточить наши усилия на юге и востоке Афганистана, то есть в тех районах, где талибы особенно сильны. «Также, думаю, все собравшиеся согласятся, что мне следует продолжать свою кампанию по привлечению общественного внимания к уходу за ранеными, а в более широком смысле – к медицинскому обслуживанию всех раненых, семей военнослужащих и ветеранов». И в завершение мы обсудили необходимость ускорить разработку плана закрытия Гуантанамо.На следующий день шизофренический характер моей жизни на протяжении этих недель был нарушен: я присутствовал на футбольном матче между сборными армии и флота в Филадельфии. (К сожалению, передышка была кратковременной.) В предыдущий понедельник я стоял на сцене рядом с избранным президентом Обамой. А в субботу уже обходил футбольное поле бок о бок с Джорджем Бушем, который приветственно махал рукой десяткам тысяч ликующих болельщиков. В этот промежуток, с понедельника по субботу, некий журналист спросил меня, трудно ли работать сразу при двух главнокомандующих. Я ответил, что всегда есть только один главнокомандующий, но да, быть «на побегушках» и разрываться между старым и новым президентами довольно неловко, поскольку у каждого свой распорядок встреч, а ты вынужден соответствовать.
На следующей неделе мы с Майком Малленом приступили к изучению Барака Обамы. Я хотел знать, как он принимает решения, как строит отношения со своими советниками и как вообще смотрит на мир. Мы побеседовали с несколькими людьми, которые знали нового президента (или по крайней мере утверждали, что имеют представление о нем). Мы окрестили эти беседы «Обама 101»[82]
; нашими «профессорами» были Скотт Графтон (генерал ВВС в отставке, помощник Обамы в избирательной кампании), Ричард Данциг (министр ВМС при Клинтоне), Роберт Соул (тоже сотрудник Пентагона при Клинтоне) и Мишель Флурнуа. Они сообщили, что Обама «норовит выйти за пределы возможного» в широком контексте внешней политики. Как все это увязать? К чему это может привести? И чего будет стоить лично мне? Обама, нам сказали, ориентируется на разнообразие точек зрения. Нам настоятельно советовали прочитать его книгу «Мечты моего отца». Нам дали понять, что он хорошо умеет слушать и уделяет большое внимание ответственности. По словам «профессоров», он скептически настроен в отношении противоракетной обороны и «далеко впереди всех» в отношении Гуантанамо. Данциг упомянул способность Обамы побеждать во враждебных избирательных округах и предположил, что новому президенту стоит попробовать договориться с исламским миром.Предполагая, что «профессора» будут советниками Обамы, я попросил их не пытаться «найти наименьший общий знаменатель в разговорах с президентом», но вступать в дискуссии. Если все его советники согласятся между собой, ему будет тяжелее отклонить то или иное решение. Я специально напомнил о «межведомственной» позиции СНБ и предложил впредь игнорировать всякие попытки поделить сферы влияния и сосредоточиться на реальных проблемах и продуктивных обсуждениях. Графтон заметил, что новый президент хочет отозвать закон «Не спрашивай, не говори»[83]
, и Маллен тут же возразил, что слышал обратное. Я сказал, что нам, конечно, придется это проговорить, но президенту следует оставить данный закон на потом, когда наши войска преодолеют тот стресс, в котором сейчас находятся. По поводу Гуантанамо я сказал прямо, что закрыть тюрьму будет не так-то просто, как кажется. И, подводя итог встречи, подчеркнул, что все присутствующие явно «желают избранному президенту успеха на новом поприще».