Долг – Отечеству, честь – никому…

Флигель-адъютант Его Императорского Величества капитан 1-го ранга Александр Иванович Казарский свой последний бой принял там, где ему было Высочайше поручено ответственное государственное задание. И погиб, как и подобало настоящему офицеру Российского флота – с достоинством и самоотверженностью. Потому что иначе и быть не могло – ПОТОМСТВУ В ПРИМЕР!

* * *

За письмо-донос о неестественной смерти флигель-адъютанта Казарского, подписанное купцом 1-й гильдии Василием Кореневым, указывавшего на существование в Николаеве целого заговора против посланника императора, пришлось отвечать перед тем, кому оно писалось. После того как выяснилось, что донос оказался обычной клеветой, весной 1834 года вышло Его Императорского Величества высочайшее соизволение: «Николаевского 1-й гильдии купца Василия Коренева за упомянутый выше неуместный донос опубликовать от Сената, с строгим подтверждением удерживаться впредь от подобных действий».

Вскоре после этого купца Коренева хватил удар, вследствие чего он и скончался.

И всё же в этой детективной истории один из её персонажей был точно отравлен. Это Павел Иванович Фёдоров, на момент трагедии – генерал-майор, комендант Николаева. Хотя следует оговориться: Фёдоров отравился. Правда, произошло это значительно позже описываемых событий.

Как мы помним, Фёдоров вместе с адмиралом Грейгом посетили Казарского за несколько часов до его смерти. Так как ходили слухи, что флигель-адъютанта отравили, Николаевская жандармерия обвинила в этом преступлении полицмейстера Григория Автономова и донесла об этом в Петербург. Согласно решению императора, в Николаев для расследования этого дела прибыл начальник Морского штаба князь Меншиков. По прибытии в Николаев он вызвал к себе коменданта города Фёдорова и буквально с порога спросил:

– Флигель-адъютант Казарский был отравлен?

– Никак нет, Ваша светлость, Казарский умер естественной смертью…

– Смотри же!.. – грозно посмотрел на коменданта князь.

Однако эксгумация и исследование внутренних органов усопшего подтвердили правоту Фёдорова. Вскоре после этого Фёдоров занял должность Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора взамен убывшего на Кавказ наместником графа Воронцова. Казалось, инцидент был исчерпан. Но не тут-то было! Молва тут же обвинила бывшего коменданта Николаева в отравлении Казарского, за что тот якобы и получил повышение. Несмотря на всю абсурдность слухов, Павел Иванович сильно переживал.

На должности Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора Фёдоров пробыл свыше 20 лет (с 1834 по 1856 гг.). Перед Крымской войной он был вторично оклеветан, правда, в связи с другим делом. В те годы запрещался экспорт хлеба. Однажды прошёл слух, что несколько кораблей, гружёных зерном, покинули причалы Одессы. Поднялся нешуточный скандал! Фёдоров был заподозрен во взяточничестве. Его уволили и предали суду. Тяжба длилась несколько лет. В 1856 году Павел Иванович был вызван в Москву, чтобы предстать перед судом. Не доезжая до Москвы, бывший генерал-губернатор, считавший себя невиновным и желая избежать позорного суда, отравился.

Ну и полицмейстер Григорий Автономов, которого народная молва прямо обвиняла в преступлении.

Ещё раз прочтём выдержку из письма шефа III отделения графа Бенкендорфа: «Дядя Казарского Моцкевич, умирая, оставил ему шкатулку с 70 тыс. рублей, которая при смерти разграблена при большом участии николаевского полицмейстера Автомонова. Назначено следствие, и Казарский неоднократно говорил, что постарается непременно открыть виновных. Автомонов был в связи с женой капитан-командора Михайловой, женщиной распутной и предприимчивого характера; у нее главной приятельницей была некая Роза Ивановна, состоявшая в коротких отношениях с женой одного аптекаря. Казарский после обеда у Михайловой, выпивши чашку кофе, почувствовал в себе действие яда… Назначенное Грейгом следствие ничего не открыло, другое следствие также ничего хорошего не обещает, ибо Автомонов – ближайший родственник генерал-адъютанта Лазарева».