Долг – Отечеству, честь – никому…

Турецкий перезревший «орех» рассыпался на глазах. На него достаточно было всего лишь наступить крепким русским сапогом, чтобы осталась одна колотая скорлупа. Умный политик, император Николай всё видел и понимал. От былого величия османов почти ничего не осталось. Проливы! Вот что сейчас волновало русского монарха больше всего. Ударить сокрушительным хуком по ненавистному врагу – и дело будет сделано. Султана загнать в Анатолийские горы, а Румелия сама постепенно скинет с себя турецкое ярмо. Овладение Проливами сделает Чёрное море внутренним озером Российской империи. И это не могло не волновать Николая. Пусть тогда кто-нибудь осмелится сунуть свой нос в территориальные пространства России! Это ли не мечта – стоять у морского шлагбаума Европы?..

Однако выглядеть слоном в посудной лавке российскому императору не хотелось. Не пристало монарху великой державы, чьи солдаты-победители совсем недавно разгуливали по Берлину и Монмартру как у себя дома, быть разбойником с большой дороги. Следовало договариваться. И в первую очередь, с Англией – не с французами же!..

Николай настолько уверовал в свою будущую победу, что, как и подобает медведю, решил идти напролом. Начиная с января 1853 года, в беседах с британским послом в Петербурге Джорджем Сеймуром он активно обсуждает разделение «турецкого пирога» между Россией и Великобританией.

– Если мы поймём друг друга, сэр, и придём в данном вопросе к единому соглашению, мнение остальных, каково бы оно ни было, мне безразлично, – говорил император британцу. – Заявляю вам открыто, что я не позволю Британии водвориться в Константинополе – забудьте об этом! Но со своей стороны обязуюсь не водворяться там в качестве, скажем, э-э… собственника. А вот как временный охранитель – да! Хотя может случиться и такое, что обстоятельства принудят русские войска войти-таки в Константинополь. Но, повторяю, я не допущу, чтобы англичане, французы и даже греки завладели этим городом! И открыто вам об этом заявляю… Теперь о Балканах. Пусть Молдавия, Валахия, Сербия и Болгария поступят под протекторат России. Зато Египет, знаю, для Британии важен, и я отношусь к этому с пониманием; то же могу сказать о Кандии[58]. Почему бы этому острову не стать английским? Итак, мои слова – это слова джентльмена. Передайте моё мнение своему правительству. Я не прошу от британского правительства обязательств или какого-либо соглашения. Это свободный обмен мнениями. Я сказал своё слово – слово джентльмена! – теперь жду ответа от вас…

Царь отважился пройтись по лезвию бритвы – он пошёл ва-банк. Дальше следовало ждать…

Британский лев во все времена отличался не только хитростью, но и коварством. И в схватке с русским медведем за турецкого ослика следовало учитывать, что в ход пойдут не только клыки и когти, но и присущее британцам вероломство.

Ответ англичан, данный от имени кабинета статс-секретарём по иностранным делам лордом Джоном Расселом, поразил Николая. Даже временный переход Константинополя под контроль русского царя Лондон считает возмутительным! То был рык британского льва. Впрочем, этого и следовало ожидать.

Оставались французский петушок и австрийский бычок – совсем неопасные для русского медведя. И вряд ли они что-либо смогут, если тяжёлая медвежья лапа ляжет на хрупкую шею осла. Так, по крайней мере, рассуждал русский император, готовясь «идти на Царьград».

И снова пошёл ва-банк, недооценив Францию. Задиристый галльский петушок – существо, в общем-то, никчемное: больше шума и суеты. Но в том-то и дело, что французский петух оказался клевачим.

* * *

Николай I был твёрд в намерениях и очень не любил, когда в его планы вмешиваются другие. Например, те же дипломаты, со своими «абы» да «как». И данный факт сыграл не последнюю роль в событиях, приведших к трагическим последствиям.

Дело в том, что русские дипломаты многое монарху недоговаривали. Киселёв в Париже больше молчал; Бруннов в Лондоне вертелся, как карась на сковороде, а Мейендорф слал из Вены чуть ли не победные реляции.

– Что я могу сказать императору? – возмущался князь Ливен, когда его призвали открыть императору всю правду как она есть. – Извините, но я не дурак! Если я начну говорить ему правду, он вышвырнет меня за дверь, и ничего из этого не выйдет…