Долг стрелка

Матросы поспешно подняли якорь, и «Нахальная девка» направилась в открытое море. На берегу уже отплясывала целая армия дикарей. Три или четыре сотни туземцев столпились у края воды, выкрикивая угрозы вслед уходящему судну; один из них размахивал окровавленным дробовиком, другой — сломанным винчестером. Клентон ухмыльнулся: направление, которое он указал своим врагам, было правильным. Не успели капитан и его помощник понять, что происходит, как уже очутились в деревне людоедов!

Клентон высморкался в сторону орущих на берегу дикарей, отвернулся и обратился к команде:

— Как единственный человек на борту, умеющий управлять судном, и как его новый владелец, я объявляю себя капитаном этой лоханки! Есть возражения?

— Это с какой стати ты называешь себя владельцем судна? — поинтересовался боцман.

— Мы с Харриганом подбросили монету, — заявил Клентон. — Моя доля золота против его судна. Я выиграл.

— А как насчет золота? — поинтересовался один из матросов.

Клентон кивнул в сторону удаляющегося берега.

— Любой, кто хочет вернуться на берег и помериться силами с дикарями, может попробовать отыскать бочонок!

Нарушив воцарившуюся после его слов задумчивую тишину, он рявкнул:

— Ладно, парни, за работу! Подобрать шкоты! Поднимается бриз, и мы направляемся к Соломоновым островам за неграми для Кливленда.

Команда со всех ног бросилась выполнять его приказ.

Рахиль легонько подтолкнула Клентона локтем.

— Ты ведь так и не нашел золота? — спросила она. В глазах ее светилось восхищение. — Это даже не тот остров. Ты все наврал!

— Я вообще сомневаюсь, что золото существовало, — заметил новый капитан. — Парень, который изготовил лоции, может, вообще был сумасшедшим. Да и черт с ними со всеми!

Он восторженно похлопал Рахиль по крутому бедру и добавил:

— Полагаю, ты остаешься на судне? В таком случае я хочу видеть тебя в капитанской каюте. И немедленно!

Остров вечности

Глава первая

Никого не касается, как я оказался на борту «Бродяги», отошедшего от Таити с экипажем сплошь из отчаянных головорезов. Все мы были друг другу под стать, оборванные испорченные парни из берегового братства. Люди, потерявшие, надежду а вместе с ней и страх, отбросы южных морей, пена взморья. Мы отправлялись на рискованное дело и были обречены прежде, чем наш прогнивший баркас вышел из гавани. Мы не взяли с собой никакого груза, кроме умерших надежд и терзающих душу воспоминаний; еды было в обрез, но бочки горячего рома стояли наготове! Мы играли в кости и ругались, ненавидя друг друга, как ненавидели весь мир; ножи засверкали раньше, чем Таити исчез с горизонта, и не одно неподвижное тело, завернутое в брезент, отправилось за борт, прежде чем наше безумное плаванье подошло к своему гибельному концу.

Мы стремились к блуждающим огням южных морей, к кладовым жемчуга Лао-Тао. Пьяные, растерянные, беспутные, орудующие сломанной помпой до тех пор, пока наши мозолистые ладони не превращались в сырой бифштекс, мы шли по безымянным морям на накренившейся лохани длинными милями торговых путей.

Последние дни мы не видели ни земли, ни парусных суденышек. Потом нас настиг ураган, и в слепой круговерти мы услышали грохот волн, бьющихся о рифы. Но нам уже было все равно. Беспутный малый, который называл себя капитаном, был мертвецки пьян, остальные открыли бочки с ромом — и в самый разгар пьяного дебоша нас настиг злой рок! Об этой катастрофе у меня сохранились самые смутные воспоминания. Я был не так уж пьян, но в той безумной свистопляске мозг напрочь отказался мне служить.

Помню, как посудина с треском ударилась о риф, как раскололся киль и рухнули мачты. Остальное мне вспоминалось точно сквозь бред. Я знаю, что был изранен и избит гигантскими волнами, что меня ударяло об острые клыки рифов, вонзающихся в тело и рвущих одежду, что я пережил агонию ста смертей, и, в конце концов, все мои страдания и попытки бороться растворились в забытье.

Вернувшись к жизни, я с удивлением обнаружил, что еще дышу. Занималась заря, шторм утих. Предательское море нежно улыбалось мне, а я лежал в мелкой луже на белом песчаном берегу. Берег узкой лентой тянулся между кромкой воды и высокой отвесной скалой.

Посмотрев в сторону моря, я увидел широкую полосу приветливого мелководья. Из воды торчали ужасные зазубренные рифы, на которых расстался с жизнью «Бродяга». От судна не осталось и следа; берег усеивали обломки разбитых люков и куски рангоутного дерева. Интересно, что во время урагана я не уцепился ни за одно из этих спасательных средств.

На берег не выбросило ни одного тела… Впрочем, нет! Я увидел, что кто-то лежит на песке неподалеку и его ноги лижет вода.

Поспешив туда, я узнал великана по прозвищу Голландец, одного из самых опытных моряков на «Бродяге». Он лежал, словно мертвый, на его коротких щетинистых светлых волосах засохла соль, светлая кожа была исцарапана и покрыта огромными синяками. Но он был жив! Я принялся тормошить его, хлопать по щекам, и, наконец, моими стараниями он медленно пришел в себя, удивленно раскрыл рот и огляделся.