Долг стрелка

Теперь он смело приблизился к фигуре. Это действительно оказалась статуя — огромная, мрачная, безобразная, напоминающая о заре человечества, когда люди предавались уродливым мечтам и создавали уродливых богов. У идола были кривые ноги, в одной огромной вытянутой руке он сжимал некий непонятный символ. Пальцы второй, опущенной, руки были широко расставлены почти под прямым углом к туловищу. На лице застыло зверское выражение: отвисшие губы, торчащие вперед кривые клыки, плоский нос с широкими ноздрями, низкий, покатый лоб, близко посаженные глаза. В целом создавалось впечатление уродства и нарочитой ненормальности, а не низкопробного произведения искусства.

С отвращением и изумлением мы неотрывно смотрели на статую, пока Голландец не сказал:

— Смотри, алтарь для жертв!

Перед идолом действительно стоял огромный квадратный камень из черного базальта, отполированный так, словно им пользовались не одно столетие. Вдоль одной стороны плоского верха был выбит широкий, мелкий желоб, цветом темнее, чем сам алтарь. Я подумал, сколько же несчастных жертв извивались, кричали и умирали на этом проклятом камне, пока кровь их стекала по желобу, чтобы умилостивить пещерного идола? Но теперь жертвенный камень, как и сам идол, покрывала пыль веков.

— Должно быть, мы недалеко от поверхности, — пробормотал я, подняв глаза к еле видному потолку. — Наверное, из этой пещеры есть лестница наверх. Посмотрим!

Мы отвернулись от идола и пошли вдоль стен, пытаясь отыскать те отверстия, в которых были бы прорублены ступени вверх, и инстинктивно избегая отверстий, зияющих черными провалами.

Голландец шел впереди; вскинув взгляд, я увидел, что он беззаботно приближается именно к одному из таких отверстий. Я крикнул, предостерегая его, и в тот же миг из темноты провала выползло извивающееся, как змея, существо и обернулось вокруг его тела удушающей веревкой. Голландца потащили в отверстие, как паук уносит в свое логово муху, и он закричал от страха, но крик его был приглушенным, полузадушенным.

Я бросился вперед, потеряв дар речи от ужаса.

Голландец ухватился огромными руками за края отверстия, изо всех сил сопротивляясь тому, что волокло его в темноту.

Подскочив к нему, я увидел, что его держит нечто сероватое, похожее на щупальце осьминога, но почти сразу различил в темноте коридора слоновью фигуру и снова ощутил мерзкий запах. Я изо всей силы ударил ножом по щупальцу, угрожавшему оторвать Голландца от края отверстия, но из темноты внезапно со свистом вырвались другие щупальца и сжали меня в объятиях. Они обдирали мне кожу на руках и ногах и грозили переломать мне кости; трясли и швыряли туда-сюда, как питон — пойманную крысу. Взмахом ножа я отсек половину щупальцев, и из разрезов потекла клейкая слизь. Но неведомое чудовище не ослабило своей хватки, наконец оторвало Голландца от спасительных краев отверстия и потащило в темноту, навстречу страшному концу.

Глаза моего товарища молили о помощи и были полны невыразимого ужаса, но все же он нашел в себе силы с мучительным ревом высвободить одну руку, ухитрился вытащить револьвер и, не целясь, выстрелил в темноту. В тот же миг я почувствовал, как щупальца меня отпустили, и рухнул на пол пещеры. Вскочив, я услышал тошнотворные звуки скользящего прочь монстра.

Голландец схватил меня за руку и потащил по пещере. В сером свете его лицо казалось голубоватым, он шатался и тяжело дышал.

— Быстрее, быстрее, — приговаривал он. — На идола, на идола, на идола, пока тварь не вернулась!

Мы добежали до статуи и, заткнув оружие за пояс, начали быстро взбираться на нее; это оказалось не так трудно, как думалось вначале. Гонимые ужасом, мы в мгновение ока оказались на нелепых плечах колосса и вцепились в его дурацкую голову. Только тут мы смогли перевести дух.

— Что это было? — прошептал я.

Голландец глубоко вздохнул.

— Не знаю. Еще немного — и мне бы конец, проклятье! Я чуть не задохнулся. Оно очень, очень большое, вот все, что я знаю!

— Спрут? — предположил я.

— Не знаю! — повторил он. — Если и спрут, то такой, каких я никогда еще в жизни не видел! Больше слона! Надо что-то делать, потому что тварь вернется и стащит нас с этого идола. Моя пуля ее не задела, она удрала просто потому, что ей не понравился грохот выстрела. Слушай…

Мы застыли и услышали звуки ужасного скольжения в темном коридоре.

— Оно возвращается! — в страхе прошептал я.

Голландец в отчаянии огляделся. Сидя на плечах идола, мы находились почти под самым потолком пещеры. Посмотрев наверх, он вдруг произнес:

— Держи меня крепче, чтобы я не упал! — и вскарабкался на уродливую голову статуи, балансируя на ней.

Я крепко держал его за ноги, глядя, как он карабкается к потолку. Он почти распластался на наклонном камне и с силой толкал спиной каменную плиту. К моему удивлению, плита, размером примерно в четыре квадратных фута, подалась, чуть не сбросив нас с нашего насеста.