Долг стрелка

Я осекся, и оба мы нервно вздрогнули. Где-то поблизости зазвучала нежная мелодия, словно рожденная шевелившим наши волосы легким ветерком. Это не был четкий мотив в понимании современных людей, но все-таки произведение мастера. Мечтательная и соблазнительная, мелодия очаровывала, как рожок Пана, но я уловил в ней мрачные и зловещие нотки. И все же она произвела на меня почти гипнотическое воздействие. Голландец, стоя рядом со мной, тоже восторженно слушал музыку.

— Лорелея! — прошептал он. — Песня сирены, которую услышал Улисс!

Воспоминание об этой старинной легенде обдало меня отрезвляющим холодом. Не тот ли это остров, между скалами которого в старину прекрасные девы с рыбьими хвостами заманивали своими песнями моряков на верную гибель?

Мы наклонились над краем скалы, посмотрели вниз — и оба вскрикнули при виде стройных белых фигур, едва различимых за выступом скалы. Тоненькие, изящные, обнаженные… Мраморные фигурки! Мы оба облегченно засмеялись.

— Изваяния, — сказал я, — вырезанные в камне скалы и сохранившиеся в течение веков изваяния! И — посмотри!

Когда подул свежий ветерок, снова послышалась та же прекрасная мелодия. Заинтересовавшись, мы осмотрели скалу и обнаружили пробитую в ней целую систему каналов и отверстий. Когда в них попадал ветер, и возникали звуки чарующей мелодии. Зачем это было сделано? Ни Голландец, ни я не стали строить догадки.

День тянулся своим чередом. Мы решили вернуться к разрушенному замку на холме и постараться там выспаться. Никто из нас не упоминал о чудовище в пещерах внизу. Солнечный свет развеял все страхи, и я даже предположил, что это был осьминог, выросший до необычных размеров и поэтому производивший такое жуткое впечатление.

Было уже темно, когда мы бросились на постели из веток и мха и уснули сном очень усталых людей.

Когда я проснулся, стояла полная луна, а Голландец сидел на своей постели и смотрел в безмолвный лес. В его глазах было то же выражение, что и тогда, когда он слушал музыку поющих скал.

— Послушай!

Я напряг слух, чтобы услышать удары волн о далекие утесы, шорох ночного ветра, скрип ветвей, но не услышал ничего. Тишина обволакивала землю.

— Тишина, — прошептал Голландец. — Такая тишина, словно мы последние люди на Земле…

Я посмотрел на лес. Ни одно дуновение легкого ветерка не шевелило его глубин. Лунный свет не проникал сквозь заросли. Я ничего не слышал, ничего не видел. И все же как будто чувствовал на себе чей-то взгляд, впившийся в темноту, выжидающий, наблюдающий…

Подул легкий ветерок, принеся с берега сладостную, настойчивую мелодию. Я вздрогнул.

…Второй раз той ночью я проснулся от чувства тревоги, снова посмотрел на темный лес и заметил неясную тень, скользнувшую от основания холма в непроглядные дебри леса.

Глава вторая

Когда я проснулся, солнце уже стояло высоко, а Голландец куда-то исчез. Я хотел было его окликнуть, но тут каменная плита люка тяжело поднялась, и он неуклюже пролез в отверстие.

— Где ты был?

— В комнате над большой пещерой, — ответил он, избегая встречаться со мной глазами. — Я хотел… Хотел посмотреть, на месте ли идол, черт бы его побрал!

От удивления у меня отвисла челюсть.

— Ты спятил?

— Ночью я увидел что-то в деревьях, у подножия холма, — мрачно ответил он.

— И решил, что это идол вышел подышать свежим воздухом? — издевательски спросил я. — Разрази тебя гром, приятель, ты совсем свихнулся!

Он презрительно фыркнул и замкнулся в гордом молчании. Зная, как пагубно действует на человека одиночество, я попытался завести с ним разговор. На все мои замечания Голландец отвечал уклончивым фырканьем, пока я не заговорил об исчезнувшей цивилизации.

— Я не всегда был морской крысой, — пробурчал он, — и изучал и видел гораздо больше, чем ты думаешь! Ты когда-нибудь слышал о профессоре фон Кальмане? Я был его телохранителем и участвовал во многих его экспедициях. Он много рассказывал о вымерших расах и исчезнувших культурах. И я тебе говорю, что никогда еще не видел таких развалин. По-моему, они старее критских, которые считались древними еще тогда, когда наши предки были арийскими дикарями!

Он предложил спуститься со скалы и получше рассмотреть изваяния русалок, но я отказался, боясь, что не сумею его удержать, если он, не приведи бог, сорвется вниз. Голландец разобиделся на мой отказ и начал исследовать старинные развалины, тыкая палкой в каждую трещину, рассматривая мраморные фрагменты и осколки раскрошившихся камней и время от времени останавливаясь, чтобы бросить взгляд в сторону поющих скал. Испугавшись, что одиночество и тишина повредили его рассудок, я некоторое время пытался разговорить его, но вскоре отказался от бесплодных усилий и с угрюмым видом зашагал в лес.

Мне вспомнилось существо, юркнувшее в лес прошлой ночью, но в абсолютной тишине не чувствовалось никакой угрозы. Я бесцельно бродил в густой роще, срывал и жевал какие-то плоды и наконец, устав, решил прилечь и вздремнуть.