Долг стрелка

От одной этой мысли можно было сойти с ума. Тем не менее она не давала мне покоя. В какой-то момент я ощутил близость каменного чудовища и облился холодным потом. Вот он сошел с пьедестала, вот согнул устрашающие руки, вот его ужасные глаза пронзительно уставились на нас сквозь толщу скалы, вот он подкрадывается к люку…

Могучим усилием воли я отогнал фантастическое наваждение, плод моего воспаленного воображения, и…застыл! Я отчетливо услышал жуткий звук, шумное скольжение тяжелого камня, словно плиту толкали вверх, и тут массивный кусок мрамора скользнул по наклонившейся поверхности.

Голландец проснулся; я почувствовал, как он вскочил, и отчаянно шепнул ему, чтобы он зажег спичку. Я услышал скрежет и увидел вспышку. Со спичкой в руке он подался вперед, и мы стали всматриваться в бездонный колодец лестницы.

Мраморная глыба откатилась в сторону, и плита стала медленно подниматься.

Остальное было, как в бреду. Голландец пронзительно вскрикнул и выстрелил, и мы оба кинулись к верхнему люку. Я выскочил на лунный свет, как проклятая душа выскакивает из ада; помню, как я мчался с пеной на губах, как сердце мое выпрыгивало из груди. До сих пор у меня в ушах стоит крик Голландца: «Идол! Ходячий идол! Я видел его лицо! Это идол!»

Не знаю, как долго мы бежали, через какие жуткие рощи, по каким темным полянам. Знаю только, что, когда мы, почти полумертвые, упали на краю поющих скал, уже занималась заря. В лесу на нас никто не напал, и солнечный свет озарял безмятежную зелень неподвижных деревьев. Не сговариваясь, мы поднялись и двинулись к голубым холмам, высящимся за лесом. Не знаю, какое убежище мы надеялись там найти, но оставаться в этой части острова было просто невозможно.

Мы пошли не вдоль берега, а прямиком через лес. Продвигались мы осторожно, зная, что неведомое чудовище может наброситься на нас из ветвей или из-за стволов. Но нас вело такое отчаяние, что мы отмахивались от страха. Я даже хотел, чтобы чудище появилось днем, чтобы мы могли взглянуть, кто же так жаждет нашей гибели, а то и сразиться с ним лицом к лицу!

Огромные мрачные деревья раскинули могучие ветви, сквозь тяжелые, темные листья едва пробивались солнечные лучи. На странно упругом мху тяжелые шаги Голландца казались беззвучными. Все здесь было необычно. Я поймал себя на мысли, что уже не знаю, на какой планете нахожусь.

Мы двигались в полной тишине, лишь иногда нарушая ее немногими словами. Чем дальше, тем выше и гуще становились деревья, хотя подлеска под ними не было. Мы проходили через древние рощи, где деревья стояли правильными кругами или образовывали странные узоры. Голландец предположил, что этот лес был некогда обширным владением неизвестного короля, а я представлял себе нимф и дриад, танцующих среди языческих рощ под звуки дудочки Пана.

Все явственнее ощущался подъем, и, наконец, мы подошли к первому ряду широких, ступенеобразных плато, которые, несомненно, были огромными террасами во времена владычества неизвестных обитателей острова, создававших все его чудеса. По-видимому, террасы простирались во всю ширину острова, а глубина их была не менее мили. Когда-то к каждой террасе вели широкие каменные ступени, но теперь они превратились в груды замшелых камней. Края террас тоже разрушились и превратились в неровные склоны. Но на их ровных поверхностях по-прежнему росла густая трава, хотя молодая поросль уже нарушила пейзаж первобытной Аркадии со следами былой садовой планировки, с прямыми лучами аллей, расходящихся из центра во все стороны, и с аккуратными квадратами куртин.

Во многих рощах мы встречали родники, бывшие фонтаны и ручейки, но никаких развалин, кроме нескольких колонн, которые, наверное, поддерживали своды павильонов.

Перед нами уже маячили подножия холмов, но мы так устали, что решили переночевать на последней террасе, не желая продолжать путь в темноте. Мы забрались на самое высокое дерево и, устроившись в развилках его могучих ветвей, заснули крепким сном. В ту ночь на нас никто не напал, и я проснулся всего один раз. Над островом висела вечная тишина, рощи тонули во тьме, а за ними на фоне звездного неба возвышались гребни холмов. Фонтан внизу не журчал, и я снова задремал, размышляя, что за странные существа приходили к этому фонтану столетия назад.

Еще не взошло солнце, когда мы тронулись в путь, по дороге собирая плоды и набивая ими животы. После рассвета мы миновали последнюю террасу и стали подниматься на холм, на скалистом склоне которого остановились, чтобы оглянуться на землю, что оставили позади. Перед нашими взорами предстало зрелище сверхъестественной красоты: широкие, увенчанные деревьями плоскогорья, величественно простирающиеся от самого темного леса, а вдали, на холмах пониже, на другом конце острова — древние здания, разрушенные и печальные.